Глава 55
Надо было спешить. Лэнгдон быстро просматривал корешки книг на стеллажах обширной библиотеки Эдмонда.
Поэзия… где-то же здесь должна быть поэзия!
С момента неожиданного прибытия в Барселону агентов гвардии как будто включился таймер, и теперь он громко тикал, отсчитывая убегающие секунды. И все же Лэнгдон не сомневался, что времени хватит. Главное – найти любимую стихотворную строку Эдмонда, остальное дело секунд: ввести код и запустить презентацию, чтобы ее увидел весь мир. Как и хотел Эдмонд. Лэнгдон взглянул на Амбру – она прошла немного вперед и просматривала полки с левой стороны коридора, пока он прочесывал стеллажи справа.
– Что-нибудь нашли? – спросил он.
Амбра покачала головой:
– Только наука и философия. Никакой поэзии и никакого Ницше.
– Продолжайте искать. – И Лэнгдон повернулся к стеллажам с толстыми историческими томами:
ПРИВИЛЕГИИ, ПРЕСЛЕДОВАНИЯ И ПРОРОЧЕСТВА: КАТОЛИЧЕСКАЯ ЦЕРКОВЬ В ИСПАНИИ
МЕЧОМ И КРЕСТОМ: ЭВОЛЮЦИЯ МИРОВОЙ КАТОЛИЧЕСКОЙ МОНАРХИИ
Эти названия напомнили ему об одной трагической истории, которой поделился с ним Эдмонд много лет назад. Лэнгдон как-то заметил, что для атеиста-американца Кирш слишком уж одержим Испанией и католицизмом.
– Моя мать была чистокровная испанка, – безучастно проговорил Эдмонд. – И притом ревностная католичка, помешанная на чувстве вины.
И Эдмонд начал рассказывать о своем детстве и матери. Лэнгдон молчал, слушая с величайшим изумлением. Мать Эдмонда, Палома Кальво, родилась в испанском городе Кадис в простой рабочей семье. В девятнадцать лет она влюбилась в Майкла Кирша, преподавателя из Чикаго, проводившего в Испании творческий отпуск. Они сошлись, девушка забеременела. Зная, какая судьба ждет женщину, родившую ребенка вне брака, в строгом католическом обществе, Палома не видела другого выхода кроме того, чтобы принять предложение Майкла. Предложение тот, впрочем, сделал без особого энтузиазма. Вместе с будущим мужем Палома переехала в Чикаго. Вскоре после рождения сына Майкл, возвращаясь с работы на велосипеде, попал под машину и погиб.
Castigo divino – так назвал это происшествие отец Паломы. Божья кара.
Родители не позволили Паломе с ребенком вернуться в Кадис – не хотели позора для семьи. Дочери было сказано, что тяжелые обстоятельства, в которых она оказалась, – знак Божьего гнева и Царствие Небесное никогда не примет ее, если только она не посвятит себя Христу всецело и навсегда, до конца своей жизни.
Палома работала горничной в мотеле, стараясь давать сыну все, что только могла. По ночам в их жалкой квартирке она читала Священное Писание и молила Господа о прощении, но нужда лишь росла, и одновременно в Паломе крепла уверенность в том, что Бог не внемлет ее покаянным молитвам.
Отвергнутая семьей, живущая в вечном страхе, спустя пять лет Палома решила, что величайшим актом материнской любви будет подаренная сыну новая жизнь, свободная от Божьей кары за ее собственные грехи. Она отдала Эдмонда в детский дом, вернулась в Испанию и ушла в монастырь. Больше Эдмонд ее никогда не видел.
Когда ему было десять лет, он узнал, что мать умерла во время строгого поста, держать который решила сама. Не в силах справиться с физическими страданиями, она повесилась.
– Невеселая история, правда? – заметил Эдмонд. – Подробности я узнал уже в старших классах. Как можешь представить, мое неприятие религии связано именно с фанатизмом матери. Я называю это «Третьим законом Ньютона в приложении к воспитанию детей»: каждому безумию есть противодействие – другое безумие, такое же сильное.
Выслушав этот рассказ, Лэнгдон стал понимать, почему в первый год учебы в Гарварде в Эдмонде было столько горечи и гнева. Но Эдмонд никогда не жаловался на то, что в детстве страдал от лишений. Наоборот, он называл себя счастливчиком. Именно эти трудности, объяснял он, стали для него главной мотивацией в достижении двух целей, поставленных еще в детстве. Первая – выбраться из нищеты, и вторая – развенчать лицемерие церкви, которая, как он считал, погубила его мать.
Обе цели достигнуты, печально констатировал Лэнгдон, продолжая прочесывать библиотеку. Просматривая корешки на следующей секции, он постоянно встречал знакомые названия. Большинство этих книг затрагивали давно волновавшую Эдмонда идею об опасности, заключенной в религии:
УНИЧТОЖЕНИЕ БОГА
БОГ НЕ ВЕЛИК
ПОРТАТИВНЫЙ АТЕИСТ
ПИСЬМО К ХРИСТИАНСКОЙ НАЦИИ
КОНЕЦ ВЕРЫ
ВИРУС БОГА: КАК РЕЛИГИЯ ЗАРАЖАЕТ НАШУ ЖИЗНЬ И НАШУ КУЛЬТУРУ
Последние десять лет книги, утверждающие рационализм в противовес слепой вере, постоянно оказывались в списках бестселлеров. Лэнгдон вынужден был признать, что разрыв между культурой и религией становится все более очевидным – это заметно даже по гарвардскому кампусу. Недавно газета «Вашингтон пост» напечатала статью о «безбожии в Гарварде». В ней говорилось, что впервые за триста восемьдесят лет истории университета среди первокурсников оказалось гораздо больше агностиков и атеистов, чем протестантов и католиков.
К тому же, во всем западном мире росло число антирелигиозных организаций, выступающих против того, что они называли «опасностью религиозного догматизма», – «Атеисты Америки», фонд «Освобождение от религии», «Международный альянс атеистов», «Американская гуманистическая ассоциация»… Лэнгдон раньше не особенно задумывался об этом, пока Эдмонд не рассказал ему о всемирном движении «Брайтс», представители которого, несмотря на неоднозначное название[93], исповедуют естественнонаучное мировоззрение, исключающее мистику или элементы сверхъестественного. В этой организации состоят и такие властители дум, как Ричард Докинз, Маргарет Доуни и Дэниел Деннет, – растущая армия атеистов вооружилась «тяжелой артиллерией».
Лэнгдон приметил книги Докинза и Деннета буквально пару минут назад, когда просматривал полки с трудами по эволюции. В своей классической работе «Слепой часовщик» Докинз решительно бросает вызов телеологическому представлению о том, что люди подобно сложным часам могут жить, только если у них есть «конструктор». Точно так же и Деннет в своей книге «Опасная идея Дарвина» утверждает, что одного лишь естественного отбора достаточно для того, чтобы объяснить эволюцию жизни, и что сложные биологические организмы способны существовать сами, без помощи «божественного творца».
Получается, Бог не нужен для жизни, размышлял Лэнгдон. Внезапно он вспомнил презентацию Эдмонда, и вопрос «Откуда мы?» зазвучал для него по-новому. Может, это имеет отношение к открытию? То, что жизнь существует сама по себе – без Создателя? Это, конечно, противоречит всем религиозным доктринам сотворения мира, но, может, Лэнгдон угадал ход мысли Эдмонда? Нет, вряд ли: в любом случае непонятно, как можно доказать подобную гипотезу.
– Роберт! – окликнула его Амбра.
Лэнгдон обернулся. Амбра уже закончила со своей стороной библиотеки.
– У меня ничего, – покачала она головой. – Иду вам помогать.
– У меня тоже глухо, – вздохнул Лэнгдон.
Амбра пересекла коридор, и в этот момент в динамиках смартфона Эдмонда прозвучал голос Уинстона:
– Мисс Видаль?
Амбра подняла телефон повыше:
– Да?
– Вам и профессору Лэнгдону нужно немедленно кое-что посмотреть. Королевский дворец только что выступил с заявлением.
Лэнгдон поспешно подошел к Амбре, встал рядом и начал вглядываться в экран смартфона, где уже шла видеотрансляция. Он узнал площадь перед Королевским дворцом Мадрида. По ней шел человек в форме и в наручниках, окруженный с четырех сторон агентами Королевской гвардии. Вот агенты развернули его лицом к камерам, как будто выставляя на позор перед всем миром.
– Гарза?! – изумленно воскликнула Амбра. – Но он же командующий Королевской гвардией!
Камера сместилась, и в кадре возникла женщина в очках с толстыми стеклами. Она вытащила из кармана пиджака листок бумаги и приготовилась читать заявление.
– Это Моника Мартин, – объяснила Амбра. – Пиар-координатор дворца. Что вообще происходит?
Женщина заговорила, произнося слова громко и четко:
– Мы берем под арест командующего гвардией Диего Гарзу в связи с его участием в подготовке убийства Эдмонда Кирша и попытками обвинить епископа Вальдеспино в организации этого преступления.
Моника Мартин продолжила свою речь, и Лэнгдон ощутил, что Амбра, стоявшая рядом, слегка пошатнулась.
– А теперь о будущей королеве Амбре Видаль и американском профессоре Роберте Лэнгдоне. – В голосе пиар-координатора зазвучали зловещие нотки. – Боюсь, у меня очень тревожные новости.
Лэнгдон и Амбра обменялись удивленными взглядами.
– Согласно только что полученной информации, – сказала Мартин, – сеньорита Видаль похищена Робертом Лэнгдоном. Королевская гвардия поднята по тревоге и взаимодействует с полицией Барселоны, где, как мы думаем, Роберт Лэнгдон сейчас удерживает сеньориту Видаль в заложниках.
Лэнгдон онемел.
– Поскольку ситуация расценивается нами как захват заложника, мы призываем граждан оказывать властям всяческое содействие и сообщать полиции любую информацию о местонахождении сеньориты Видаль или профессора Лэнгдона. В настоящее время у королевского дворца больше нет комментариев.
Репортеры начали наперебой выкрикивать вопросы, но Мартин резко развернулась и направилась в сторону дворца.
– Но это же… безумие, – запинаясь, проговорила Амбра. – Мои телохранители прекрасно видели, что я ушла из музея по собственной воле!
Лэнгдон молча смотрел на дисплей смартфона, стараясь осмыслить услышанное. Самые разные вопросы, требуя ответов, проносились в его голове. Но одно ему стало совершенно ясно.
Он в смертельной опасности.
