ПРЕДИСЛОВИЕ АНХЕЛЯ ДЕ КУАТЬЭ к третьей части Книги Андрея «МЕДОВАЯ ЖЕРТВА»

Третья часть Книги Андрея – «Медовая жертва». В ней символически отображён третий, заключительный, этап обряда сакрального таинства индейских шаманов – «Истинной Смерти Воскрешения». Христианские мистики говорят о воскрешении после смерти. Точнее – это в них говорит страх, страх перед физической смертью. Ведь душа бессмертна, и поэтому бессмысленно говорить о её «воскрешении». Следовательно они опасаются физического умирания, смерти тела, раз о его воскрешении они пекутся. Индейские шаманы не жаждут воскрешения физического тела. Они даже улыбнутся, если им предложить такую перспективу: «Моё тело придёт к этому времени в абсолютную негодность! И не вздумайте меня воскрешать!»
Когда индейские шаманы говорят о воскрешении, они, по сути, говорят о настоящем рождении. «Истинная Смерть» – это не когда умирает наша физическая оболочка. Истинная Смерть – это когда гибнет то, что сковывало вашу бессмертную душу. И это Истинная Смерть Возрождения.

Анхелъ де Куатъэ

«Бабочка!
Как танцует она шёлковыми крыльями, легковесная, любящая сладость! Она трудится, не принуждая себя, а потому не ропщет, не кряхтит и не охает. Танцуя, переносит она пыльцу с цветка на цветок, весельем своим созидает она близость!
То, что кажется легковесным наиболее весомо!»

Так говорил Заратустра, но не о бабочке, а о человеке, но об этом умолчал Заратустра.

ОБ УМАЛЯЮЩЕЙ ДОБРОДЕТЕЛИ

На работу мы (то есть – я), конечно, припозднились. Мои пациенты уже озабоченно гудели в предбаннике кабинета групповой терапии. И радостные – «Будет!
Будет!» – приветствовали наше появление. — Будет, будет! — шутливо повторил я, открыл кабинет, и все быстро расселись по своим местам. Впрочем, мест на всех, как это часто бывает, не хватило, но те, кому не досталось кресел, расположились кто на коленях у «товарищей по несчастью», кто на столе для заполнения бланков психологического тестирования. Зар устроился в углу на разваливающемся диванчике, так, что мне были едва видны миндали его глаз, что наполнились каким-то трепетным смущением. — Ну, что, дорогие мои, я обещал рассказать о депрессии? — О ней самой! — весело отвечали собравшиеся. — Вот и хорошо: о депрессии, так о депрессии. У всех депрессия? — У всех! — они смеялись. — Я тоже так думаю. «Много видел я слёз. Но скажите мне, о чём плакали эти люди, если не о себе? Я зову их плакальщиками на собственных похоронах, но не потому, что не люблю их, а потому, что не любит они себя Самих!
Одиночества боится человек, одиночества боится он более всего на свете. Но разве возможно одиночество среди людей?
Нет, не одиночеством зову я пустоту сердец человеческих, но пустотой!
Пустота разъедает вас, и потому ищете вы опоры, но нет вам опоры, ибо всё временно, кроме вас Самих, и всё проходит, кроме вас Самих, ибо всему своё время, кроме вас Самих. Только вы и будете с собою Самими всегда – от рождения и до смерти – каждый миг, пока длится время. На кого же полагаться вам, как не па самих Себя?
Но именно на самих Себя и не хотите вы полагаться! Были вы от рождения детьми и остались ими, ибо, как и прежде, боитесь вы темноты. Но тьма в вас!
Так не себя ли Самих боитесь вы более всего на свете? Не от того ли вы одиноки, что боитесь сами Себя?
См
о трите вы на других людей словно бы созданы те для удовлетворения желаний ваших, но была таковой вам мать ваша, и никто другой не будет вам матерью, кроме неё самой. Что ж ждёте вы от Других?
Не ищете вы Другого, но в другом ищете вы свою мать и живёте потому в мире призраков. Плачете вы слезами детскими, а взрослых слёз не знаете вы, ибо нет слёз взрослых, но только детские. Так и я жил, так и я страдал, так и я ждал, что придёт ко мне мама моя и даст мне то, чего недостаёт мне, пока не понял я, что вырос уже из пелёнок и не матери своей должен я ждать, а жить в мире Других. Да, одиноки вы, ибо нет в мире вашем Других. Измучены вы, ибо устали кричать во тьме спален холодных ваших, призывая мать. Нет, не желание своё должны вы пестовать, а самих Себя!
Тщетны усилия ваши себя обрести в другом, ибо как пустоту найти в пустоте?
Но склоню я колена свои и боготворить буду всякого, кто поможет другому Другим быть через самого Себя! Нет, не к жертве призываю я вас, но к Жизни!
Жертву прославили добродетели наши, но ничтожны они, ибо ничтожна жертва. Жертвовать желание – значит ничем не жертвовать!
Кажется вам, что велика жертва ваша. Кабы жертвовали вы сами Собой, то была бы Жертва!
Но никто не примет от вас жертвы этой, ибо она непомерна, и потому нечего вам бояться!
За жизнь свою пережил я тысячи жизней – то были жизни моих желаний. И рождались они, чтобы погибнуть, и гибли они, чтобы в гибели своей созидать Жизнь, ибо то Жизнь, что созидается!
Гибли желания мои, и расточал я благовония на похоронах их, ибо гибель желаний даёт больше, чем желание могло бы взять: жертвуя иллюзией, ничего не теряю я, но лишь обретаю, и обретаю я самого Себя!
Не знаю я, кого именуют «маленьким человеком», ибо известно мне, что человек или есть, или нет его. А вы есть! — это знаю я точно, ибо не ощущаю себя одиноким, и потому говорю вам: "Вы Есть!". Но не хотите вы самих Себя, а хотите другого , "бегством от одиночества" называете вы это безумие. Но разве есть у одиночества противоположность, к которой стремитесь вы?
Каким именем могли бы назвать вы противоположность одиночества вашего: любовью, взаимностью, дружбой?
Нет, всё не то!
Ибо нет у одиночества противоположности, кроме иллюзии, которой нет. Кто же даст вам большее, когда и того, что есть у вас, не цените вы?
Кого жалеете вы слезами нашими: казнокрадов и лихоимцев?
Кого позволяете вы жалеть, когда жалеют вас?
Казнокрадов и лихоимцев!
И поскольку разграбили вы сами себя, не успев ещё и стать-то самими Собою, то нет среди вас ни мужчин, ни женщин, а только тени да игры теней. В мире теней пребываете вы!
Самим Собою должны вы стать, а не представителем пола. Пол дан был вам от рождения, но вы и его растеряли, ибо не ценили вам данного!
Чего ж желаете вы теперь? Воистину, вас Самих умалили добродетели ваши!
Не мужчину ищу я и не женщину, но ищу Человека!
А с женщиной не могу не ощущать я себя мужчиной и с мужчиной тоже!
Не знаю я, что есть «счастье маленькое». Спросите у слепого, что смог прозреть, спросите у глухого, что снова способность обрёл слышать, спросите у безногого, что снова ходить стал, — каково счастье его?
И скажет он вам, что счастье его огромно!
Так неужели же должны вы ослепнуть, оглохнуть и ног лишиться, чтобы узнать наконец сколь многое дано вам и сколь неблагодарны вы в спесивой жадности вашей!
Не знает эгоист печали, не знает уныния он и слабости, ибо знает эгоист Жизнь!
Но трусите вы, добродетельные, ибо даже эгоизм измеряете вы через отношение ваше к другому, а не к самому Себе!
По отношению к самим Себе должны вы быть эгоистами, ибо супы готовятся не для тарелок, а для желудка, и одежду шьют не для вешалки, а для тела!
Вот почему одиночество ваше – не трагедия, а посредственность ума и слабость сердца!» Загадкой, наверное, звучали мои слова для слушающих, однако они не прерывали меня и не сетовали, а плакали, ибо есть в мире вещи, которые понятны без слов, — это горе и радость. «С горя и радости начинается наша жизнь, — думал я, глядя на слёзы их и улыбки, — но лишь от нас одних и зависит то, чем она завершится. Кто не созидал, но брал и тратил, тот будет плакать, ибо накопил мусор. Кто привык слушать горе, только о горе и будет слышать, ибо горе нуждается в проговаривании!
Что скажут они о жизни своей, если бы теперь в ней ставилась точка?
Как я жил?
Многое сделал я, но разве же травинка, что родилась и погибла, отдав всё, что имела, и всё, что взяла, сделала не больше меня?
Во времени сгорят мои тексты, ибо даже если были бы они нетленны, разве же нетленно время?
Дела мои и работа моя – лишь то, что не мог я не сделать, могу ли я похваляться делами своими?
Нет, эти весы играют против меня. Не в оценке деяний своих следует искать человеку ценность жизни своей, а в радости. Если радовался я, то не мог не радовать, а разве есть больше этого? Вот скажите мне: "Завтра ты умрёшь". О чём буду думать я?
Судорожно подводить итоги?
Составлять смету моего добра?
Припоминать свои добродетели? Как смешны были бы эти попытки!
Нет, я, верно, оглянусь назад, ибо пришло моё время к своему концу, и придут ко мне радости мои, сколько их есть у меня. Глупец назовёт их воспоминаниями, я же зову их Жизнью, ибо такова Жизнь. "Нежна ли радость моя?&quot — вот о чём я спрошу себя в последний свой миг. И если увижу я на своих веках закрытых улыбки и смех, если увижу танец, что танцевал я с Другими, тогда и скажу я себе: "Нежна!". Нет смирения во мне, нет, не смирился я и не проповедник смирения!
Ибо утверждаю я радость в мире, что средь людей зовётся страданием и великой скорбью. Нет, нету в мире этом бунтаря большего, чем радующийся!
Смирение есть в страдании, смирение кровоточит в разрушении, но если утверждаю я радость – я Танцую!
Кто ж осмелится назвать мой Танец смирением?
Лишь тот, кто путает его с пляской!
Пусть скажут мне, что я безбожник, пусть скажут мне, что язычник я, пусть скажут даже, что я нигилист, пусть отступником меня назовут – сильнее рассмешить меня будет трудно, а я рад смеху!
Пусть скажут мне, что я всё потерял и ничего не имел, пусть скажут мне, будто бы то я творил, что нельзя создать!
И теперь я буду смеяться, ибо назвали обличители мои то, что для меня пусто! Пусть скажут мне, что нет правил; пусть скажут, что есть истина; пусть скажут, что всё тлен – я буду плакать от смеха!
Пусть говорят!
Ветер скажет мне больше, чем все эти иллюзии скопом!»
Смотрел я теперь на слёзы слушателей моих, обводил я их взглядом и видел, что лишь Заратустра не плачет, но смеётся. И захотелось мне, чтобы все смеялись, ибо нет ничего, кроме радости! «У каждого из вас своя жизнь, и она одна, — так говорил я к собравшимся. — Зачем же слушать вам мои речи?
Не слушайте никого, не торопитесь, а сядьте в тишине, закройте глаза и к самим Себе прислушайтесь. В пустоту я предлагаю вам прыгнуть, ибо знаю, что в пустоте вашей найдётся Свет, которого нет дороже. Много Света в сердцах ваших, да слишком много зеркал, от того и захирел Он, тысячи раз отражённый. Там, в пустоте вашей, увидите вы зеркала свои ти будете глядеться в них, заворожённые, но глядите лучше! — чужие лица смотрят на вас. Когда же поймёте это, то идите дальше. И снова зеркала, и снова лица чужие. Идите дальше!
Разобидится на вас пустота за небрежение ваше к зеркалам её и будет говорить вам о смерти, желая запугать своих обличителей. И когда она скажет, что умрёте вы, если не будете смотреть в зеркала её, пожмите плечами и ответьте: "Я уже умер!". Ответьте и следуйте дальше. И тогда возопит пустота ваша в гневе бессилия своего: "Смирись!
Смирись, не то пожалеешь!". Но не бойтесь вы злобы её, а говорите ей: "Мёртвый смирится!" Тогда станет она ластиться к вам, усмиряя гнев свои, лебезя: "Так ищи же опору, ищи опору себе!
. А вы отвечайте ей: "Хочу я пасть!". И тогда предстанет она в облике страшного паука с огромными клешнями и крестом на спине. Испугаетесь вы образа её, ибо знает она, чем пугать, — она пугает вас будущим. Но и тогда вида не подавайте, будто боитесь, а пощекочите пауку брюхо его, ибо он боится щекотки. И тогда смеяться будет паук страшный, проясняя своё бессилие!
Смейтесь же и вы с ним, ибо не страшится смеющийся!
Тут-то и смотрите, пока корчится в судорогах паук страха вашего: сейчас вы увидите Свет. Будет Он маленьким и бессильным, затерянным в пустоте паутины. Вы же возьмите Его в руки свои и накройте всем телом. Далее произойдёт страшное: всё вокруг начнёт грохотать и сотрясаться, зеркала образов разобьются и посыплются на вас ранящими осколками, корни мнимых опор ваших начнут жаться к вам, словно злобные псы, в миг подобревшие, паутина пустоты вашей душить будет вас, страхи ваши копошиться в телах ваших будут, как навозные мухи и черви трупные… Но не бойтесь!
Испугаетесь – предадите Свет!
Бойтесь предательства своего, ибо не другого, но самого Себя предаёте вы, предавая!
Сжимайтесь, терпите и кричите во всю свою мощь заветное: "Нет!". И когда достигнет нечисть ваша пика безумия своего, то услышите вы заветное: "Да!". То говорит Свет ваш, спасённый вами от страха вашего!
А теперь должны вы сказать: "Довольно!". И отступят тогда страхи ваши, и рассеются, как дым, иллюзии ваши, и станете вы нагими, ибо наново рождены вы, и рождены к Жизни, а не к смерти. Вставайте же, избранные, и идите!
Теперь увидите вы людей, что живут рядом с вами, но которых не знали вы. Здоровайтесь с ними и, что бы ни говорили они, отвечайте им: "Да!". Чужими казаться будут вам люди эти, потому что они Другие, и страхи ваши поднимут отрубленные свои головы, поднимут и зашипят, вы же говорите им: "Нет!". Тогда обратятся к вам люди эти, завидев силу вашу, и скажут вам: "Возлюби нас, как самого себя!". "Так я и люблю вас, да только сами вы Себя так не любите! От того-то и не видите вы любви моей, от того-то и просите о любви", — так скажете вы. И зашевелят отрубленными хвостами своими иллюзии ваши, и захотят они создать своё новое царство в сердцах ваших. Скажут они вам: "Ты теперь сильный, отчего же не потакаешь ты страхам людским нами, если любишь ты их?
Ведь главное – радость, так порадуй же детей сих, скажи им, что ничего они не боятся и всё правильно делают!". Теперь же должны вы молчать, ибо всякая иллюзия сама в себе ошибочна, так позвольте же ей сломаться самой в себе. Помните о самих Себе в молчании своём, помните!
Не предавайте самих Себя, не предавайте!
Пусть идёт от вас Свет, пусть будет улыбка на устах ваших!
И если сделаете вы, как говорю вам, то придут на Свет ваш Другие, ибо Свет – Един!
Когда же придут Они, то будет Танец, Танец, имя которому – Жизнь!
Знайте же, что всё уже умерло и нечего терять вам, но всё ещё может родиться, а родившись от Света, не будет оно плакать. Так не плачьте же, ибо не со слезами надлежит вам ждать родов, но с улыбкой!
От слезы родится страдание, от улыбки – радость. Довольно же слёз, ибо радости вдоволь!
Всё заключено в слове "Довольно!&quot — и "Да!", и "Нет!" заключено в нём. Как вы поступите с ним?
Вы поступите. А теперь идите, я говорю вам: "Да!"». Просохли слёзы на десятках глаз, что смотрели всё это время за моими губами. Губы улыбались глазам, глаза улыбались губам. Все встали со своих мест и стали выходить из зала в полном молчании. — А завтра будет? — спросил меня кто-то, остановившись в дверях и указывая на пустые кресла. — А завтра будет после рассвета, а теперь ещё только полдень! — рассмеялся я в ответ. Зар сидел напротив меня, а я смотрел на него, и чувства боролись во мне. Речь моя – игра, как и всякая речь. А как же моя жизнь ?