«Книга Андрея»:
КРИК О ПОМОЩИ

Где я очутился?
То ли лес, то ли горы, покрытые лесом?
Я не так много путешествовал, чтобы с ходу разбираться в подобных тонкостях. Но растительность, действительно странная. Деревья высоченные, с толстыми, благородными стволами и сочной зеленью, наглухо закрывающей небо. У хвойных иглы длинною с кисть взрослого человека. Земля покрыта жестким тёмно-зелёным мхом, а трава мясистая, влажная, опутывает стопы, словно карликовые лианы. Это или лес радиационного происхождения, или Эдем до генеральной уборки!
Я оглядываюсь, мои глаза буквально спотыкаются о старика, стоящего неподалёку. На нём простой наряд из грубой мешковины, длинные волосы, борода до самого пояса, в руках огромная палка с загадочным, массивным утолщением сверху. Лицо морщинистое, как высушенная репа, глаза почти стеклянные, еле заметные из-под густых нависающих бровей. — Прорицатель? — почему-то спрашиваю я, без тени удивления в голосе. — А ты друг Заратустры? — с той же уверенностью, словно лишь для соблюдения некой формальности, уточняет он. Мне ничего не остаётся, как только качнуть головой в знак согласия. — Зачем вы пришли смущать царство мёртвых? — его брови сошлись на переносице, и холодный упрёк блеснул под неморгающими веками. — Царя или мёртвых? — А ты хитрец! — улыбаясь, дивится старик и символически грозит мне своей дивной клюкой. — Это царство мёртвых? — Это мир одиноких. — Мир одиноких… Понятно, — я выдерживаю паузу. — Зачем врёшь мне, старик?
Разве спрашивает прорицатель о будущем у несведущего?
Разве может существовать мир одиноких, а не множество одиноких миров?
Разве можно навещать мёртвых?
Старик пристально смотрит в мои глаза, но я без труда выдерживаю его стеклянный взгляд. — Тебя зовут, — наконец говорит прорицатель. — Я ничего не слышу. — А ты не слушай, — отвечает он. Я перестаю прислушиваться, и меня словно пронзает звуком – это голос, это крик о помощи, крик едва различимый, но по значению своему абсолютно конкретный: крик о помощи. — Кто это? — Тебе лучше знать, — упирается старец и трясёт своей всклокоченной бородой. — Это не Заратустра, он там, где молчание. Я не хочу идти на этот крик, он не вызывает во мне сострадания. — Ты свободен. В царстве мёртвых нет ни у кого над тобой, живым, власти, кроме тебя самого. Хочешь – стой, хочешь – пляши, хочешь – пади навзничь, хочешь – иди к Заратустре, он дожидается тебя в пещере одиночества, а хочешь – ступай на зов. Твоё дело! — Прежде чем отказать, следует знать, кому показываешь. Я пойду на зов. Ты же, старик, — обратился я к прорицателю, — иди в пещеру, я не хочу, чтобы Заратустра чувствовал себя одиноким. — Со мной ему будет вдвойне одиноко, — сказал старик и прищурился, как заправский плут. — Ты слишком высоко себя ценишь! — рассмеялся я в ответ забияке. — Не люблю я довольных, — насупился прорицатель. — Их не можешь ты напугать, кудесник будущего? — Они тревожат сонм одиноких! – воскликнул старик в приступе благородного гнева. — Ты же знаешь лучше меня, что нельзя потревожить одинокого – границы одиночества неприступны. Кого же хочешь ты обмануть? — Да, верно, тебя мне не слопать. Что ж, пойду к твоему Заратустре! — Не обломай зубы, прорицатель конца, они тебе ещё пригодятся для доброй трапезы! — так ответил я старику и поспешил на зов, к сожалению, прочь от того места, где, чувствовал я, ждёт меня Заратустра.