«Книга Андрея»:
ВЫЗДОРАВЛИВАЮЩИЙ

Меня выписали из больницы. — Ну что, поправился, голубчик? — спросила меня санитарочка, когда Заратустра собирал вещи. Я улыбнулся в ответ: — Берегите себя, у вас сын. — А ещё у меня есть вода, тряпка и швабра, — сказала она, — а потому будем мыть пол! — Дело хорошее!
Мы выходили с Заром из палаты, когда нам вслед прозвучали её слова: — Берегите сыночка, он у вас хороший!
Я опешил: «сыночка»? Зар, пропуская меня вперёд и придерживая рукою дверь, улыбнулся в ответ старой женщине: — Обязательно. Спасибо вам. Его изрядно поседевшие локоны спадали на опущенные плечи, лицо утратило былой цвет молодецкого румянца, носогубные складки отчётливо проявились, а под глазами витиевато легли десятки мелких морщин. Зар поймал мой ошалевший взгляд. — Пойдём?
Я вышел молча. Бездна моя открылась, чтобы молчать. Давеча снова был припадок. Я лежал в россыпях спелого винограда, среди розовых яблок, жёлтых и красных ягод, благовонных трав и кедровых шишек. С рук я кормил пахнущих парным молоком ягнят. Пугливыми, но не боящимися, смущёнными, но не стыдящимися, благодарными, но не учтивыми, играющими, но не актёрствующими, нежными, но не льстивыми, желающими, но не требующими – такими были эти ягнята с глазами настоящего Человека. И предстояла им смерть, ибо предопределено ягнёнку заклание, но не знали они о ней, а потому были они живыми и потому хотелось мне касаться руками своими их нежных шкурок, потому хотелось мне прижать их к груди своей, потому хотелось мне играть с ними в догонялки на залитом солнцем лугу. О, люди мои, будьте ж и вы ягнятами! Воистину, больше в них силы, чем во всяком волке!
Больше в них мудрости, чем в любом учёном!
Больше правды в блеянии их, нежели во всех речах праведников наших!
И менее они одиноки, чем любой из вас, ибо нет для них мира внутреннего, а есть лишь Мир!
Не простота их так греет душу мою, но их открытость!
Когда центр становится целостностью, когда целостность становится центром – тогда и Мир становится Жизнью, тогда и Жизнь – Миром. Что ж оставили вы обитель свою, люди!
Где же бродите вы, скитальцы души?
Что ж порождаете вы пустоту?
Что ж сеете в пустоте этой смуту?
Это зовёте вы вечностью и вечным возвращением?
Это называете вы кольцом бытия?
Зачем ищете вы смысл, когда не видите смысла?
Зачем ищете вы суть, когда не ощущаете собственного существа?
Человеческим хвалитесь вы, пустынники, а оно мертво! Человеческое поставили выше вы Человека, и не стало Его. К высшей цели стремитесь вы, пренебрегая малым. Но кто же шагает лёжа?
Прежде, чем идти, — встаньте!
А встав, осмотритесь: надо ли идти вам и куда идти?
Обличители жизни – слезливые. О чём плачете вы?
Об утраченном или о несуществующем?
Что именуете вы состраданием, хищники: крест распятого или нож жертвенный?
Всё злое в человеке – не Человек, но человеческое. Не от зла отваживаю я вас, но от человеческого. Не предлагаю я бедствующим подати, но забираю их траты. Всё есть у вас, только не пускайте Себя на ветер человеческого!
Ничтожность не в слабости вашей, не в силе вашей ничтожность, но в сумерках, ибо они – пустота!
Как же питать отвращение к пустоте?
Нет и возможности обратиться к ней, слишком она изворотлива! На мгновение я очнулся, Зар держал на мо лице пластиковую маску переносного кислородного аппарата. — Всё хорошо, всё хорошо, не волнуйся! — шептал он. Я улыбнулся. «Где твоя лира? — спрашивали меня ягнята. — Где твоя лира?»
«Вы – моя песня, — так я отвечал ягнятам. — Радость ваша – вот он, мой Танец!»
«Чего же ты ждёшь от нас?»
«Вас Самих!» «Что же мы будем делать?»
«Петь в Танце!
Делать то, что называют пустым, чтобы не было пустоты!»
«Но не вернётся ли пустота к нам?»
«Нет возвращения, ягнята мои, ибо Жизнь не спотыкается!
Будем же Танцевать на вершинах, где настоящее становится будущим!
Не будем спешить, но и не будем опаздывать! Одна у нас жизнь, одна!»
«Мы боимся смерти твоей. Мы боимся пустоты. Мы будем тосковать о тебе!»
«Не от того ли радовались вы рождению моему и хотите плакать на могиле моей, что много ожидали, но ничего не приняли?
Примите сейчас, когда даю вам!
Когда же уйду я, то будете иметь вы то, что я дал вам, и не будет более пустоты, ибо вам я дам вас Самих, ибо ничего другого нет у меня!»
«Но разве не следует нам стремиться к большему, как учили нас?» «Всякая звезда умрёт, но не всякая грела!
Возьмите тепло моё, а своё отдайте Другим. Большего не может быть!
Живущий благословляет Жизнь!»
И ели ягнята с рук моих, лаская ладони мои шершавыми языками своими. И пели они мне свои весёлые песни. И потом игрались мы на залитой солнцем поляне. У Жизни брали мы Её тепло и отдавали друг другу: так колесо вечности перестало быть орудием казни, а потому не стало жертвы, но стала Жизнь. Зар говорит, что я долго был в забытьи: — Ты лежал тихо, с закрытыми глазами, как спящий, хотя и не спал, ибо слышал я голос твоего сердца, и пело оно обо мне.