«Книга Андрея»:
ТАНЦЕВАЛЬНАЯ ПЕСНЬ


Афины

Привет шлёт тебе город, в котором даже камни хранят великую тайну близости!
Вот он, великий город, вот он – великий в своей молчаливости!
Как же хорош он, залитый солнцем!
Как ворожит его ночь!
Сколько в нём радости, сколько печали!
Вся история человечества заключена в нём. Взлёты и падения человечества помнят тёплые камни города этого, хранящего тайну!
«Что ж так хорошо хранит он историю человечества и не помнит о человеке?» – думал я, когда заслышал божественную музыку, доносившуюся ко мне с моря, и поспешил на сладостные, тягучие её ноты. Так бежал я, влекомый чарующими звуками, когда открылась мне площадка, выложенная мраморными плитами, что выходила навстречу бескрайним водам, над которыми в трепетном ожидании зависло вечернее солнце. Шесть прекрасных девушек со стройными станами, увитые лепестками роз, и шесть юношей прекрасных, как южные кипарисы, с полуобнажёнными торсами, танцевали сиртаки под музыку Купидоновой флейты. Их руки сплелись, подобно молодым виноградным лозам, обнимая покатые плечи, а головы их склонились, словно спелые бутоны роз чайных, что смущены своей девственной красотой. Музыка текла игриво, словно водные струи по мраморной глади, и нежила, подобно майскому ветру. Привставая на носочки, будто бы на мелководье, двенадцать созданий, как весенняя листва юных, вычерчивали ровные круги на площадке, предназначенной танцу. Я замер, как на заре замирают безвольные птахи, разбуженные первыми лучами нового дня. Но вдруг оборвались магические всполохи флейты, и кто-то сказал: «Смотрите, смотрите!
Это Заратустра-Танцор!»
В мгновение ока окружили меня молодые созданья, щебеча и мурлыкая. «Станцуй свой Танец для нас, Заратустра!» – так обращались они ко мне своими бархатными и шелковистыми голосами. И я смеялся в ответ божествам: «Вы сами не понимаете, о чём просите Заратустру!
Как может он танцевать, когда румяны так ваши щёки, так красивы тела, так задорны звуки вашего юного смеха!
Нет, Заратустра не в силах танцевать перед божествами. Лучше уж вы станцуйте для Заратустры свой танец, пусть напитается счастьем его уставшее сердце!
А я, так и быть, напою вам песню…» Рассмеялись они в ответ на моё смущение, разбежались, чтобы занять свои места в танце, и замерли. Вот что пел великий танцор, когда они танцевали: «Танцуйте, как птицы танцуют!» – так говорят две женщины: Жизнь и Мудрость – тем, кто готов слышать их голос. «Кто не разочаровывался, тот, видно, и не был очарован», — так говорит Жизнь и танцует. «Кто не заблуждался, тот, верно, и не мыслил», — так говорит подруга её, Мудрость, и танцует. «Те же, кто вечно заблуждается, те же, кто всегда разочарованы – те не знают и радости Танца!» – так говорят эти женщины. «Тот не изменял самому Себе, кто не изменял нам», — говорят они и смеются. «Тот, кто изменил самому Себе, — тот сломал себе ногу. Плохой же танцор из хромоножки!» – так говорят они и заливаются смехом. «Злится тот, кто сломал себе ногу. Ох, ох!
Но кто же виноват в том, кроме него самого?» – так говорят мои женщины и гримасничают. «Мы любим тех, кто смеётся!
Мы покидаем того, кто сетует и скрежещет зубами!» – так говорят они всем, кто не сетует и не скрежещет зубами. «Но как же поймать вас, неуловимые?» – спрашивает их Человек. «А что же ты, вопрошающий, не танцуешь?
Сидючи ты не узнаешь ответа!» – так говорят мои бестии легковесные, не прекращая своего танца. «Но с кем же из вас танцевать мне, чтобы другая не стала мстить мне из ревности?» – раздумывает Человек. И смеются они в ответ Человеку: «Кто танцует лишь с одной из нас, тот не танцует вовсе!». «Но как же мне быть, не умею я танцевать с двумя!» – сокрушается Человек и в отчаянии вскидывает руки. «Это от того, что неверно ты нас понимаешь, отчаявшийся!» – так говорят они Человеку. «Что же мне делать? Что же мне делать?!» – сокрушается Человек. «Танцевать!» – говорит Жизнь. «Танцевать!» – говорит Мудрость. «Танцевать!» – говорят они вместе. Такую песню пел я моей юности и плакал беззвучно, глядя на чудесный танец юных птенцов, прекрасных, как всякая радость. Но недолго пришлось мне плакать, ибо увлекли меня божественные созданья в свой хоровод. И вместе мы пели: «Танцевать!
Танцевать!
Танцевать!» И свивались руки наши, словно молодые виноградные лозы. И сгибались тела наши, как сгибается кипарис, повинуясь южному ветру. И ходили мы на носках по каменным плитам словно по воде, воздушные. И колыхались на головах наших лепестки алых роз. И замерло солнце над горизонтом, и упало зa горизонт, как только отзвучали последние ноты нашего Танца. «Идите же спать, идите любить!» – так говорил я к юным моим божествам. Они же смеялись: «А как же ты, Заратустра?!» «Что смеётесь вы, безвозрастные?
Разве же хромоног Заратустра?
И разве закончился его Танец?
» И зарделись их щёки, и побежали они в город, где даже камни хранят близости великую тайну. Знаешь ли ты тайну свою, друг мой?
И что эта тайна, если не Танец?