Песня ложности

Бомбей 14.02.2010

С.: Я испытываю огромный дискомфорт от бытия «я»‑сознающим,
от бытия сознательным в отношении того, делаю ли я правильные вещи. Из того,
что вы говорите, следует, что в просветленной жизни нет никакого «я»‑сознания,
есть просто событие, и нет никого сознающего, что происходит. Это верно?

К.: Да, нет никакого «я», которое могло бы быть
сознательным. Чтобы быть Тем, кто ты есть, не нужно никакого «я». Вообще нет
никакой необходимости в сознании. Начало всех бед – это «Я».

С.: Бытие «я»‑сознающим.

К.: Начало всех бед «Я». С бытия «я»‑сознающим
начинаются беды. Начинается ложное. Вот почему для меня нет Сат‑Чит‑Ананды.
Поскольку это интерпретируют так, будто Самость должна знать саму Себя и быть
счастливой от знания Себя. По мне, это никогда не происходило. Это уже
неподходящий указатель. В любом случае это слишком много. Для меня это скорее
только Сат. Это То. Или Чит. Или Ананда. Но не три вместе, тогда ты
воображаешь, что ты должен сознавать, или осознавать, что ты есть, чтобы быть
счастливым. Тогда это страдание, и я называю это какое‑дерьмо‑ананда

[27]. Тогда это становится вроде
условия, что ты можешь быть счастлив, только когда ты знаешь Себя. Ты То, что
ты есть, несмотря ни на что.

С.: И нет ничего, что ты можешь делать, чтобы быть
Тем?

К.: Нет. Ничем, что ты можешь делать из «Я», ты не
можешь достигать Того, что предшествует этому. Это абсолютно вопреки и независимо
от всякого действия или недействия или знания или незнания чего бы то ни было,
что можно знать или не знать. Поэтому Пара‑Брахман не знает никакого Пара‑Брахмана.
А то, что может знать Брахман и Пара‑Брахман, уже слишком поздно.

С.: Но тогда этоуводит тебя даже от попытки
самосовершенствования?

К.: Нет, это не уводит тебя ни от чего. То не
оказывает никакого воздействия. Оно ничего не делает.

С.: Когда вы говорите «будь в Том»…

К.: Нет, я не говорю «будь в Том». В Том нет никого.
В Том нет никакого «в».

С.: Как я понимаю, вы говорите, что в Том нет
«кто».

К.: Нет даже «никто». Кто‑то или никто – это на
одного слишком много. Что бы ты теперь ни говорил, это слишком поздно. Что бы
ты ни пробовал, чтобы делать То чем‑то, это слишком поздно. Ты уже воображаешь,
чем оно было бы. Нет. Его никто никогда не может воображать. Это не образ. Из
Него невозможно ничего делать. Ни выгоды, ни ущерба. Что бы ты ни говорил, это
должно быть в «Я», исходя оттуда и пытаясь иметь выгоду или ущерб, а потом
всегда проверяя: «Чем бы это для меня было?», «Как бы это было, если бы я был
просветлен?», «Что бы происходило?» Но это уже слишком поздно. Это никогда не
кончится. Нереальное всегда будет пытаться становиться реальным. Из той
корневой «Я»‑мысли следует все остальное. Так ложное создает ложное. Так
что даже создатель ложен. Все, что может создаваться, ложно. Ложное, ложное,
ложное. Так что теперь пытаться делать то, что ты есть, часть этой лжи – о
господи! Конечно, Ты пытаешься. Поскольку Ты влюблен в самого Себя. Но это
никогда не случится.

С.: Контролировать или изменять, это одно и то же.

К.: Это одно и то же. Ты любишь Себя и, любя Себя, Ты
пытаешься контролировать Себя, поскольку Ты хочешь обладать Тем, кого Ты
любишь. Но Ты не можешь обладать Тем, кого Ты любишь. В обладании есть
страдание. Даже воображение, что Ты можешь обладать самим Собой, это страдание.
То, что Ты – нечто, чем можно обладать, это зависимость, это невыносимо.

С.: Я тут подумала, что вместо того чтобы мне
задавать вопрос, а вам отвечать на вопрос, есть ли что‑нибудь, что вам бы
хотелось сказать независимо от вопроса? Есть ли какое‑то сообщение,
которое вам бы хотелось передать кому‑то, кто искренне ищет и борется?

К.: Да, я могу дать вам вопрос!

С.: Я хочу ответ без какого бы то ни было вопроса!

К.: Это старая техника. Попытайся найти что‑то,
что ты не услышала от кого‑то, и попытайся найти твой вопрос. Попытайся
найти вопрос, который ты ни от кого не услышала, нигде не прочитала, ниоткуда
не узнала. Посмотри, есть ли у того, что ты собой представляешь, какой‑то
вопрос, не являющийся вторичным. Попытайся найти этот твой вопрос. Любой
оригинальный вопрос. Попытайся. И если ты его найдешь, покажи его мне.

С.: Я не знаю, оригинален он или нет.

К.: Это был бы вопрос. Что не является тем, что ты
узнала, прочитала или что тебе говорили твоя мать или твой учитель? Что это?
Чем бы ты была без того услышанного, без того узнавания? Даже не ничем, на что
ты можешь претендовать. Так что вот мой совет: пытайся найти твой вопрос,
который не вторичен. Это был бы прямой путь. И я говорю Тебе – у Того, что ты
есть, никогда не было никакого вопроса, оно никогда не нуждается ни в каком
ответе ни на что. Это безвопросность. Это безответность. Оно – Абсолют. Как Оно
может сомневаться в самом Себе? А то сомнительное «Я», которое всегда собирает
какие‑то вопросы и ответы, всегда будет коллекционировать вопросы и
ответы. Вот почему я называю это «его‑историей».

Кому есть дело до его истории? Истории его, кто всегда будет
продолжать спрашивать себя «кто я?» или «я кто?», «я кто? Кто я?» – вверх и
вниз, подобно пауку, прядущему и снова вытягивающему паутину. Но даже
вытягивая, он прядет. Этот паук «Я» всегда будет прясть. Прясть, прясть,
прясть. Тот Брахма, что прядет весь мир, тот создатель, всегда прядущий все,
что можно прясть. А потом снова вытягивающий это, только для того, чтобы прясть
что‑нибудь еще. Так что Ты – тот паук или Ты можешь быть Тем, что даже не
знает никакого паука, даже не знает никакого прядения или чего бы то ни было.
Поэтому Ты делаешь свой выбор. Для меня То, что за пределами того паука, просто
превосходит то «Я», которое является пауком, просто будучи Тем, чем ты не
можешь не быть. Ты будешь без всякого вопроса совершенным, каковым Ты
являешься. И нет никакой возможности становиться совершеннее. А То, что никогда
не может быть совершеннее, не может определяться никем. Так что Ты –
совершеннейшее из совершеннейшего. Но совершеннейшее из совершеннейшего не
знает никакого совершеннейшего. Нет никакого совершеннейшего. И Ты – высочайшее
из высочайшего. Но высочайшее из высочайшего не знает никакого высочайшего. Или
нижайшего, или чего бы то ни было. Но любой, кто знает, тот знающий, который
начинается с «Я», всегда хочет большего. Он никогда не удовлетворяется ничем.
Так что теперь Ты можешь сделать свой выбор – Ты тот неудовлетворенный ублюдок,
которым Ты себя считаешь, или То, что даже никогда не знает само Себя. Это не
зависит от тебя, но все равно ты То. Для Того существование не требует усилий.
Просто быть Тем естественно, и нет ничего более естественного, чем быть Тем,
чем ты не можешь не быть. А что до покоя, то покой не может давать Тебе Покой,
которым Ты являешься. Так пусть беспокойное «Я» делает то, что оно
делает, – оно все равно не найдет Покой. Поскольку покой, который ты
можешь находить, временный и сомнительный и будет начинать что‑нибудь
еще. Что делать?

С.: Так что вопросы, о которых нужно беспокоиться, –
это те, что не вызываются обусловливанием, – вы говорите об
этом?

К.: Нет, я говорю: у Того, чем ты являешься, никогда
не было никакого вопроса. Поэтому поиски какого‑то оригинального вопроса
– это уже на один вопрос слишком много. А ищущий тот оригинальный вопрос
никогда его не найдет. В ненахождении того источника кого это волнует?

С.: Все вопросы основываются на мышлении.

К.: На молве. Нельзя винить мышление. Это просто кто‑то,
слышавший что‑то от кого‑то, кто слышал что‑то от кого‑то
– молчаливая передача

[28]. Знаешь, где это
начинается? С того, что мы сейчас делаем. Это начало последнего момента молвы.
Это следствие, которое создает все другие следствия того, что даже является
последним следствием. Последний момент создается этим моментом. Молва. Это
начало и конец того, что было непосредственно за тобой. Следствие реализации
Того, что ты есть. Но ты не можешь находить Себя в этой реализации. И
реализация всегда будет романом с самим Собой, и в этом романе Ты хочешь знать
своего Возлюбленного. Исследование никогда не кончится. Так что лучше быть
вопреки этому исследованию. Потому что исследование никогда не кончится. В нем
никогда не будет никакого счастливого конца. И будь счастлив, что нет никого,
кто когда‑либо знает самого Себя в каком бы то ни было относительном
смысле. А то Знание, которым Ты являешься, Ты в любом случае не можешь
утрачивать. Или обретать в чем бы то ни было. Что делать? Так что есть та
абсолютная Естественность, а все, что бы Ты ни переживал, – это
неестественность. И ты ожидаешь находить Естественность в неестественности? Это
болезнь. Это уже приходит с первым «Я». Больной. Тогда потенциальный больной
ищет здоровья. Искатель. «Болезный»

[29].
Нет никого более больного, чем искатель. Искатель, ищущий То, чем является
искатель. Это просто страдание ненахождения самого Себя. Но что делать? Это
случается.

С.: Так искатель, ищущий искателя, это ловушка?

К.: Это не ловушка. Это случается. Это просто то, как
Ты реализуешь Себя. «Я» – искатель. И потом «Я» становится сомнительным «Я
есть», и из сомнительного «Я есть» происходит сомнительный поиск того, что
является сомнительным образом. Сомнительный образ, пытающийся искать
сомнительный образ, думая, что посредством этого он может становиться реальным.
Его даже нельзя винить. Нереальное невыносимо. Быть нереальным невыносимо. Даже
существовать – это слишком много. Это невыносимо. И с того момента Ты хочешь
избавиться от этого бремени. Это все равно что врожденный источник страдания.
Всякий раз, когда есть переживание, есть переживающий и что‑то
переживаемое – два. И это невыносимо. Поэтому Ты ищешь выхода из этого. И это
будет происходить всегда. И тогда есть 7 миллиардов других ищущих. Каждый
принимает это на свой счет: «Быть может, я могу прекратить поиск». Ха‑ха‑ха.
По‑прежнему видя 7 миллиардов других, которые ищут: «Но я прекратил
поиск! Я это сделал! Теперь я пробужден, и я могу показать вам, как
пробудиться». Это все часть того ложного. Кто‑либо что‑то заявляет
и затем хочет делиться этим с кем‑либо еще. Так что я могу делать? Я могу
только указывать на ложное. Я не могу указывать на То, чем ты являешься. Это
более чем легкая работа! Все, что бы Ты ни говорил, – ложно!

С.: Правильно ли я вас понял, когда

К.: Нет, это было бы ложно. Все, что бы Ты ни получал
от Меня, – ложно.

С.: Когда вы употребили слово «болезнь», я
размышлял о том, является ли исследование болезнью?

К.: Исследование – это уже отсутствие непринужденности,
болезнь

[30]. Должна быть. Кому хочется
просыпаться от приятного сновидения? Если сновидение приятное и никто не
беспокоится, то почему ты исследуешь? Тут должна быть неестественность.
Автоматическая неестественность. В любой момент, когда ты знаешь себя, ты
находишься в неестественном положении знания себя. Когда есть знающий, который
отличен от Того, чем он является, это уже болезнь. Так что автоматически имеет
место страдание разделения. Из этого нет никакого выхода. И это начинается
очень рано. С самого чистейшего понятия «Я», бытия осознающим, уже начинается
ложное. Поэтому даже чистейшая идея осознавания не ближе к Тому, что ты есть. А
кто хочет быть ближе к Тому, что ты есть? Ты хочешь быть Тем, что ты есть, ты
не хочешь быть ближе к Тому, что ты есть. В чулане с самим Собой. Взаперти.

С.: Поэтому То, что ты есть, кажется действительно
загадочным, очень сложным, непознаваемым.

К.: Нет. Это так естественно и так известно Тому, что
ты есть, потому что Ты и есть То. Ничто другое Ты не знаешь больше, чем То.

С.: Это парадокс. Я не знаю, чем я являюсь.

К.: Ты абсолютно знаешь это. Чтобы Ты сейчас мог
говорить: «Я не знаю, что я такое», Ты должен знать, что Ты существуешь. Есть
Существование, являющееся Знанием, которое позволяет тебе говорить: «Я не знаю,
чем я являюсь». Потому что для того, чтобы Ты мог говорить: «Я не знаю, что я
такое», Ты должен знать То, что ты есть.

С.: И это знание не посредством исследования?

К.: Ты есть, несмотря на исследование. Чтобы могло
быть исследование, Ты должен быть Тем. Чтобы вообще мог быть переживающий, То,
что ты есть, уже должно быть, чтобы могло быть это первое переживание. И То
никогда ничего не требует.

С.: У меня есть эта склонность спрашивать: «Это
верно или это иллюзия? Это то, что я воображаю, или это нечто реальное?» Я
всегда задаю этот вопрос в отношении всего.

К.: Это называется сновидением. Сновидец сновидит о
сновидении, о реальном сновидении или нереальном сновидении. Только когда есть
относительный сновидец, у него бывает реальное или нереальное сновидение. Этот
вопрос неприменим к Тому, что ты есть. Он применим только к тому, кто уже
ложен. Хорошее и плохое, правильное и неправильное применимы только к тому, кто
уже ложен. Поэтому То, что является добродетелью, не знает никакой добродетели
и никогда не сомневается в добродетели. А сомневающийся будет сомневаться во
всем. Он сомневается в самом себе и потом сомневается во всем, в чем он может
сомневаться. Пусть сомневается. Он никогда не перестанет сомневаться. Что бы он
ни заявлял, чего бы он ни мог достигать, сомнительно. Раньше или позже он снова
в этом сомневается, и тогда приходит что‑то еще. Глубже или выше, и
больше осознания и еще одно осознание и более глубокое постижение – никогда не
кончающаяся история. Так что эта история того фантома, который иногда бывает
непросветленным, а иногда просветленным, – призрачная история.

С.: Вчера вы говорили, что основное указание – это
быть Самостью.

К.: Что бы Ты ни искал – это для Того, чему никогда
не приходится искать что бы то ни было. Все, чего Ты желаешь – это для Того,
чтобы быть Тем, что никогда ничего не желает. Но никаким желанием Ты не можешь
достигать той безжеланности, которая есть То, что ты есть.

С.: И То, что ты есть, подразумевает, что Ты –
Самость?

К.: Я говорил, что Ты есть Сат, и что То, что есть
Сат, – это сама Удовлетворенность. И никогда не становится более или менее
удовлетворенной. Его Природа – Удовлетворенность. Но То, что является
Удовлетворенностью, не имеет никакого представления об Удовлетворенности. Оно
просто То, что есть Удовлетворенность. Оно никогда не может становиться больше
или меньше. А то, что может получать большее или меньшее удовлетворение, –
фикция, вымысел. Очень легко. Есть фикция и есть Удовлетворенность. Так что в
этом вымысле Ты никогда не получишь удовлетворения. В этом вымысле есть вымысел
Сат. Идея Сат. Но для Того, что есть Сат, нет даже идеи Сат. Это просто То, что
есть Сат. Но Я могу это повторять и повторять, это ничего не меняет. Потому что
ты все равно это сразу забываешь. Поэтому все, что ты можешь понимать, –
ложное понимание. Что бы то ни было. И мне это нравится. Все это неправильное
понимание прекрасно. Посредством чего бы то ни было из того, что понимается, Ты
никогда не можешь достичь Того, что ты есть. Это никогда не будет достаточно
хорошо. И это достаточно хорошо для меня. Все, чего жаждет твое сердце, это
быть Сердцем без какого бы то ни было представления о Сердце. Быть Сердцем, у
которого нет никакого Сердца, чтобы его терять или обретать. Сейчас, когда у
тебя есть относительное сердце, тобой руководит право собственности. Это
относительное сердце всегда жаждет той Безвладельности, той свободы Сердца, где
есть Сердце, но нет никого, кто имеет какое‑то Сердце или может
претендовать на него. То, что является Сердцем и никогда не может быть более
или менее Сердцем и никогда не нуждается в том, чтобы быть открытым или
закрытым, поскольку у того Сердца, которым Ты являешься, нет вообще никакого
представления о том, чтобы быть открытым или закрытым. Так что все то применимо
к относительному сердцу, сердцу права собственности. «Мое сердце» – которое
более или менее открыто. А тот, кто думает: «У меня открытое сердце», более
закрыт, чем кто‑либо другой. Мне всегда нравится эта работа с сердцем.
Она очень трудна. Быть Сердцем так легко. Но иметь сердце и потом хотеть
работать над своим сердцем и хотеть делать его открытым! Тогда есть кто‑то
другой, кому тебе приходится открывать свое сердце, вот дела! И тогда ты можешь
говорить себе: «У меня открытое сердце, а у кого‑то другого закрытое» Что
это за открытое сердце, кто видит других, у кого сердце закрытое? И затем по
той или иной причине оно может быть снова закрыто. Если оно не такое, как тебе
нравится, ты снова его закрываешь. «Я открываю свое сердце, я закрываю свое
сердце». Звучит хорошо. Но это только звучит хорошо. Это никогда не бывает
достаточно хорошо. Я не верю ни в какое сердце. Вопросы о сердце? Мне нравится
сердце. Мне нравится уничтожать это фальшивое сердце всякий раз, как я с ним
встречаюсь.

С.: Так что вы не верите, что есть что‑либо,
называемое любовью?

К.: Есть что‑то, называемое любовью. Но чем оно
может быть? Фальшивкой!

С.: Тогда это отнимает саму суть жизни.

К.: Я на это надеюсь!

С.: Если нет никакой любви, почему бы мне хотеть
жить?

К.: Прыгай из окна! Я никого не удерживаю. Если ты
все еще думаешь, что в твоей власти прыгать или не прыгать! Ты даже мизинцем не
можешь пошевелить без согласия Тотальности. Без того, что уже есть. Кому нужно
ощущение жизни? Кому нужна эта любовь и кому нужен смысл? Только «я». «Я» все
еще думает, что оно может быть любимо кем‑то другим без какого бы то ни
было условия.

С.: Так что же такое безусловная любовь?

К.: Нет никакой безусловной любви!

С.: Что бы вы сказали о таком человеке, как Мать
Тереза? У нее было так много безусловной любви.

К.: Нет, у нее ее не было! Послушай! Она мне очень
нравилась, так как она была необыкновенным человеком, который в своих письмах
говорил: «Я делаю эту работу только для того, чтобы закрывать тьму внутри. Я не
делаю ее ни для кого другого, я делаю ее только для себя». Не было никого, кто
любил кого бы то ни было. Так что не заявляй, что у Матери Терезы было любящее
сердце. Эгоистичная, как и все! И она, по крайней мере, признавала это, чистое
себялюбие, а не любовь к кому бы то ни было другому. Ты просто хочешь
избавиться от страдания. И ты думаешь, что, делая добро, ты можешь закрывать
страдание.

С.: Когда я вижу портрет Раманы Махарши, это
символ..

К.: Замолчи! Все это – надежда. Ты думаешь, что это
возможно, и это заставляет Тебя продолжать существовать в качестве маленького
человечка, который думает: быть может, когда‑нибудь я буду подобным
Рамане. Вот почему я называю это Рамана‑бананом. Обезьяний ум даже из
Раманы делает образец для подражания, к которому он должен стремиться. В этом
смысле я должен уничтожать даже его, как Рамана уничтожал Раману, поскольку он
всегда уничтожал то тело, этот образ. Никто не может иметь сострадание, даже
он. И он всегда на это указывал. Состраданием нельзя обладать. Ты –
сострадание. Но сострадание нельзя разделять. И сострадание никогда не
показывает себя. То сострадание, которое показывает себя, это жалость. Сейчас
Ты жалок как человек, который считает Раману особенным. Это жалкость, поскольку
ты жалеешь себя. Это все жалость к себе. Происходящая от жалкого «я», думающего:
когда‑нибудь я могу быть похожим на него, и тогда, и тогда, и тогда.
Откладывая свою так называемую Природу до какого‑то будущего события,
когда для тебя будет возможно быть похожим на Раману. Он был первым, кто
уничтожал все образы! А чем он становится теперь? Раманаизмом, новой религией в
Тиру. Быть может, именно поэтому я больше не возвращаюсь туда, поскольку там
снует слишком много «учеников», которые объявляют себя учениками того, кто
никогда не брал никаких учеников. Что за ложь сегодня витает вокруг этой горы?
Но горе все равно. Кто‑то претендует на то, чтобы быть, – я мог бы…
Но Я слишком ленив для этого. Меня не интересует уборка. Иначе Мне пришлось бы
уничтожать всю Вселенную. Но Я уже это делал. Как Я могу уничтожать то, чего
нет? Просто будучи Тем, что ты есть, Ты уничтожаешь все. Уничтожается все, что
Ты можешь вообразить. Что же есть? Есть только То, чем ты являешься. И если
просто быть Тем, что ты есть, больше нет даже идеи лжи. Но когда мы говорим о
том, как ты можешь этого достичь, – это все ложь. Так что если ты
спрашиваешь меня, что ты можешь делать, – ложь. Если ты спрашиваешь меня
все, что угодно, – ложь, ложь, ложь, ложь. Но если ты спрашиваешь меня,
что ты такое, – ты есть То, а это есть это, и нет даже идеи лжи. Так что
да, во всем, о чем мы говорим, есть ложь. И все, что бы я ни делал, – это
старание уничтожать ложь прямо перед Тобой. Но в то мгновение, когда ты
являешься Тем, что ты есть, не было даже идеи лжи. Или правильного и
неправильного. Или чего‑то, что должно изменяться. Даже если кто‑то
идет к Рамане и претендует на то, чтобы быть учеником, кому какое дело? Для
этого есть абсолютное «Кому какое дело?». Но если спрашиваешь «меня», того
относительного человека, и я вижу Себя в плену той идеи, что он может достичь
самого Себя, просто ведя себя как Рамана, тогда Я должен ударить Его, или
самого Себя, поскольку Я не вижу никого другого. Так что если Я бью кого‑то,
Я бью самого Себя. Так что если Я уничтожаю всех учителей, Я уничтожаю все свои
идеи учителей.

Не то что Я вижу какого‑то Раману или кого‑то,
кто является ложным. Я просто вижу самого Себя в том заблуждении страдания из‑за
образа. Так что Я лучше его уничтожаю. Я делаю все, что в Моих силах, но все же
не ожидаю, что из этого что‑нибудь выйдет. Это все бесполезно. Так что это
должно быть больше похоже на забаву. Это развлечение. Я не могу принимать это
всерьез. Но в тот момент, когда есть эта энергия, это очень серьезно. Но это –
пустая серьезность, пустая энергия.

С.: Так что у вас нет никаких идеалов и образцов
для подражания…

К.: У меня их много. Но все они пустые. У меня до сих
пор есть образ девушки, которую я так и не встретил. Слава Богу. Я так и не
встретил ту девушку, которая бы подходила этому парню. Ничто не должно
меняться. Я такой же глупый, как был раньше. Я по‑прежнему бреюсь, я по‑прежнему
одеваюсь по утрам, я чищу свои зубы, которых нет.

С.: Так что никаких убеждений, никаких идеалов?

К.: У меня нет никаких идей относительно отсутствия
идей. Все это – То, что я есть, и я не могу избежать Того, что я есть. Но
посредством этих переживаний Я не могу что‑либо приобретать или терять.
Так что нет никакого победителя, нет никакого проигравшего, вот и все. Но это
твое страдание: ты – победитель или проигравший. В тот момент ты совершал
самоубийство для Того, что является абсолютным владельцем. Ты становишься
относительным владельцем, и теперь ты никогда не получаешь достаточно. И тебе
даже не приходится от этого отказываться. У меня по‑прежнему есть
банковский счет. Все это есть. Чтобы быть Тем, что ты есть, ничто не должно
умирать. Не нужно ни от чего отрекаться. Вот, что мне нравится в Рамане, –
отречение от отречения – это То, что ты есть. Ты не можешь отрекаться от Того,
что ты есть. Поэтому Ты отрекаешься от отречения и просто являешься Тем, что ты
есть. Ты жертвуешь жертвование, потому что нет ничего, что ты должен жертвовать
кому бы то ни было. Кто может жертвовать что‑либо самому Себе? И кому это
нужно? Так что если ты спрашиваешь меня, Рамана для меня, как и я, это То. Но
делая его образцом для подражания, я сразу уничтожаю Его. Поэтому я должен
называть его Рамана‑банан. И это так привлекательно только для
обезьяньего ума. Пусть обезьяний ум будет занят, всегда создавая образцы для
подражания и все то святое, святое дело. Ему нужно святое дело потому, что он
нечестив. Он безумен и потому он создает идею здравомыслия. Поэтому в любой
момент, когда есть что‑то святое, ты создаешь нечестивое, в то же
мгновение. Срань Господня!

С.: Так что когда вы говорите «будь тем, что ты
есть», и это все, чем ты можешь быть, это означает быть противоречием, быть
неестественностью

К.: Чем угодно. Ты – То, что является неведением, Ты
– То, что является знанием, – нет никакого второго. Это адвайта.
Недвойственность, или никакого второго, означает, что Ты есть То. И когда есть неведение,
есть неведение. Так что Ты абсолютен. Абсолютное означает, что нет никакого
второго. И абсолютное никогда не может быть привязано к чему‑то еще,
поскольку нет ничего, к чему оно может быть привязано. Поэтому абсолютная
отстраненность, нет никого, кто может быть отстраненным от чего бы то ни было.
Нет никого, кто видит мир как иллюзию и затем отстраняется от мира. Если просто
быть Тем, что ты есть, которое есть То, имеется полная отстраненность. Но не
какая‑то относительная отстраненность того, кто отстранен от чего‑то.
Это всегда как то маленькое неправильное понимание, что есть реализующий,
создающий «реализовавшего». Такое никогда не происходило. Непросветленный
умирает. Маленький обладатель умирает. Просто будучи Тем, что ты есть, которое
является абсолютным обладателем. Но переживание относительного обладателя не
должно иметь к этому отношение.

В этом красота твоей Природы: ничему не надо меняться. Она
никогда ничего не просила. Никогда ничего не требует. Никогда не нуждается в
том, чтобы кто бы то ни было был другим. Поэтому есть абсолютное приятие того,
что есть. Просто будучи Тем, что ты есть. Но не посредством какого бы то ни
было достижения какого бы то ни было относительного приятия. Так что это
никогда не будет «твое» приятие. В приятии нет собственности. Когда ты – То,
что ты есть, есть сострадание превыше твоего воображения. Но этим нельзя
обладать. Так что ты не можешь заявлять «это, черт возьми, мое сострадание».
Там, где есть «я», ум, есть жалость. Есть только одно жалкое «я», жалеющее
другое жалкое «я». Жалость к себе. Вот почему буддисты хотят достигать этого
сострадания. Но в сострадании не может оставаться никого. Поэтому оно никогда
не будет достигаться, никогда не будет культивироваться никем. Но они все равно
пытаются. И я согласен, им следует пытаться. Почему нет? Пусть они пытаются.

С.: Но почему лишь некоторые люди очень остро
чувствуют страдание разделения?

К.: Нет, оно есть у всех. В большей или меньшей
степени, но у каждого. Даже тот, кто заявляет, что он счастлив, боится, что
счастье может снова уйти. Страх правит всеми. В тот момент, как «ты»
существуешь, «ты» боишься. Уже имеется экзистенциальный кризис. И этот кризис
подобен сомневающемуся «я».

С.: Но только некоторые люди очень остро чувствуют
страдание разделения. Другие счастливо наслаждаются жизнью.

К.: Ты думаешь! Ты воображаешь. Потому что ты
думаешь: «Я несчастен, а все другие счастливы».

С.: Да.

К.: Да. Это жалость к себе. Так с каждым, если он
полностью подавлен: «Любому лучше, чем мне»! А если ты считаешь себя
счастливым, то: «Я желаю всякому быть таким же счастливым, как я». Всегда эта
точка отсчета. И мысль, что никто не является более несчастным или более
счастливым, чем «я». Такова природа этого, этот самонадеянный дьявол внутри,
который хочет управлять адом. Этот маленький ребенок, который уже есть, будучи
любимым или нелюбимым. А мир делает то, чего ребенок хочет или не хочет. Это
все равно что маленький Бог внутри, маленький Бог‑творец, маленький Бог‑ребенок,
который теперь творит и никогда не бывает доволен своим творением. А если он
хоть чуточку им доволен, он думает: «Я самый большой, я вершина мира, первый».
А если оно не ведет себя так, как он ожидает, то: «Я так несчастен, потому что
мое существование не ведет себя так, как мне нравится!» Вот так игра. Поэтому
даже малыш знает, что он – Всемогущий, но потом он спрашивает себя: «Почему мир
не ведет себя так, как мне нравится?» Это знание уже налицо, это естественное
знание, что Ты – Всемогущий. Ты не можешь этого отрицать. Каждый думает, что он
подобен этому маленькому абсолютному Богу. Так что Бог становится маленьким
ребенком, по‑прежнему будучи тем Богом и думая: «Все должно быть согласно
моей воле, но почему это не так? Почему я чего‑то желаю и это сразу не
происходит?» И тогда ты делаешь все эти «тренинги аватара» и все прочее, чтобы
ты мог вернуть себе ту силу, которую ты, возможно, утратил. Со всеми мастерами
сиддхи, концентрационными лагерями сиддхов, ты думаешь, что можешь вернуть себе
свою силу, свое всемогущество. Потому что ты хочешь править, потому что ты
влюблен в своего возлюбленного. Этим движет любовь. А потом ты хочешь, чтобы
твой возлюбленный вел себя так, как тебе нравится. И если возлюбленный не ведет
себя так, как тебе нравится, ты несчастен. Так что он никогда не ведет себя полностью
так, как тебе нравится. Слава Богу, ни в чем нет никакого счастья. Счастье
невозможно находить ни в каком относительном переживании. И им никто никогда не
может обладать. А когда есть счастье, не остается никого, кто может им
наслаждаться.

С.: Почему некоторые люди приходят к таким, как
вы?

К.: Потому что есть немногие, кому настолько надоели
мир и все страдание, что они уже обратили свой взор на то, что является Тем,
что они есть. И это естественная тенденция. Когда замешано то, что является
Самостью, и снова хочет быть Тем, что не имеет «самости», оно будет момент за
моментом убивать то, что перед ним. Это просто сокращение. Это подобно
абстрагированию абсолютной Абстракции. Сперва оно выходит, а потом снова
абстрагирует все, что можно абстрагировать, только чтобы снова быть той
абсолютной Абстракцией, которую невозможно дальше абстрагировать. Или Субстрат,
«субстрагирующий» все, что можно «субстрагировать», просто чтобы оставаться в
том абсолютном Субстрате, который никогда невозможно дальше «субстрагировать».
Так что если дело касается этого – вот почему каждый сидит здесь. Есть
тенденция того, что ты называешь семью миллиардами других, отправляться искать
счастья в мире. Это массовая тенденция. А потом, в очень редких случаях,
подобных этому, она полностью изменяется. Потому что та уже полностью надоела.
Человек пробовал все – отношения, дорогие машины, золото, дома, все
материальные вещи, которые не помогают, по‑прежнему чувствуя себя
несчастным. И тогда приходит духовное переживание. Тогда ты стремишься к
блаженной Я‑естьности, к переживанию единства. И тогда у тебя есть
маленькие моменты блаженства посредством какого‑либо маленького
понимания. А потом ты снова несчастен. Эти маленькие оргазмы, случающиеся
посредством понимания. Тогда это подобно подъему Кундалини или чему‑то
вроде: «О да, я уже чувствую это в спине! Мой учитель говорил, что если я
чувствую это там, то я уже на верном пути». А потом: «О да, теперь это в
плечах!» И тогда есть учителя: «Ты должен открыть свою макушечную чакру». А потом
околосмертные переживания, ты должен покидать свое тело. И тогда ты покидаешь
свое тело, но снова возвращаешься: «Черт! Я должен снова его оставлять!» А
потом у тебя появляется это жжение, и ты думаешь: «Должно быть, открывается мой
третий Глаз. Теперь я могу ясно видеть!» И тогда вдруг ты можешь говорить то, о
чем ты никогда не мечтал, потому что здесь открывается эта чакра. Ты так
поражен, что ты можешь говорить спонтанно, без всякого говорящего. И тогда ты
говоришь: «Теперь я – единство существования, я этого достиг! Потому, что мое
сердце открылось, потому что теперь есть сердце без сердца». Но даже это
фальшивка. Даже то переживание ложно. Чудесно! Ты так много ожидал от
Кундалини, будучи в том потоке Кундалини. Но он тебя убивал, потому что если он
действительно на тебя действует, то «тебя» больше не будет. Так что ты даже не
можешь пожинать плоды. Ты не можешь пожинать То, что ты есть. Нет никакого
пожинания плодов. Есть только То, что ты есть, и это и есть пожинание плодов
момент за моментом. Это уже было. Ты постоянно пожинаешь То, что ты есть,
переживая следующий и следующий. Это никогда не было иначе. Это не что‑то
новое. Поэтому я не отрицаю процессы чего бы то ни было. Но ты момент за
моментом пожинаешь То, чем ты являешься. Переживаешь То, что ты есть. И в этом
нет ничего нового. Так что даже переживание «я» в страдании – это пожинание
плодов. Ты переживаешь То, чем ты являешься. Так что? Делает ли это Тебя
несчастным? Нет. То, что ты есть, не может быть несчастным ни от чего. Как
может То, что является абсолютным Видящим, становиться несчастным, если есть
счастливое или несчастное «я»? Поэтому все эти переживания есть либо нет. Они
всегда другие. Но они никогда не могут изменять твою Природу. Они никогда не
могут изменять То, чем ты являешься. Не существует никакой возможности
изменения. Все это, кажется, есть просто для развлечения. Удовольствия. Так что
Ты наслаждаешься всем, что есть. Что есть такое, что можно было бы Тебе
сделать? А страдание о самом Себе – это неведение. Потому что это То, чем ты
являешься. Как может Самость страдать о Самости? Чтобы страдать, нужны две
Самости. Когда Ты – То, что ты есть, нет даже одной Самости. И как может
отсутствие любого присутствия какого бы то ни было отсутствия страдать о чем бы
то ни было? Это абсолютный конец «страдающего», которого вообще никогда и не
было. Но в любой момент, когда ты хочешь делать этого «страдающего»
счастливым, – ха‑ха‑ха! Это похоже на бесконечное дело. Какие‑то
другие вопросы? Я всегда стараюсь заканчивать за 5, или ю, или 15 минут. Но нет
никакой опасности, что вопросы когда‑нибудь иссякнут.

С.: Так что такое это сомнение?

К.: Ты! Ты – сомнение. И сомнение сомневается в
сомнении. Все существующее сомнительно. Любое существование сомнительно.
Поскольку что бы то ни было существует, поскольку оно должно существовать, оно
сомнительно. Вот почему это называют прямым путем: просто начинать сомневаться
в сомневающемся. А все, в чем сомневается сомневающийся, сомнительно. Но чтобы
мог быть сомнительный сомневающийся, который сомневается в чем бы то ни было,
что сомнительно, должен быть Ты. Вот почему это называется Вездесущностью,
которая не имеет никакого присутствия, являющегося присутствием. Без
абсолютного Присутствия Того, что ты есть, нет даже сомневающегося, который
сомневается в том, в чем можно сомневаться.

С.: Поэтому абсолютное Присутствие характеризуется
отсутствием сомневающегося.

К.: Нет, абсолютное Присутствие Того, чем ты
являешься, есть, несмотря на присутствие или отсутствие сомневающегося.

С.: Итак, нет никакого понятия сомневающегося или
не сомневающегося. Есть только Присутствие. Но об этом не нужно говорить?

К.: Нет, мы можем просто говорить: без Того не могло
бы быть даже сомневающегося, который сомневается в чем‑то еще.

Чтобы ты мог сомневаться даже в своем существовании, сперва
Ты должен быть до этого сомнительного существования. Ты должен быть тем
абсолютным Существованием, чтобы могло быть относительное существование,
сомневающееся в своем относительном существовании. И То абсолютное
Существование никогда не требует никакого отсутствия или присутствия чего бы то
ни было.

С.: Что проявляется в жизни как абсолютная
легкость существования?

К.: Абсолютная легкость? Нет. Абсолютную Легкость
невозможно переживать.

С.: То, что невозможно переживать, но что является
самой Естественностью.

К.: Но это не переживание, это твоя Природа. Это не
внешнее. Все внешнее – это внешнее сновидение. Но То, что не имеет ни
внутреннего, ни внешнего, невозможно переживать.

С.: Это чистое существование.

К.: Даже называть это чистым Существованием все равно
сомнительно. Как бы это ни называть, Оно этим не является. «Дао, о котором
можно говорить, – это не подлинное Дао». Оно не должно быть чистым. Какое
существование должно быть чистым? Только относительное. Существование не знает
Существования. И ему нет никакой необходимости быть чистым. Нет даже идеи чего
бы то ни было. Все эти идеи – в сновидении. Только в нереальном есть идеи
реального или нереального, чистого или нечистого.

С.: Так что когда появляется сознание этой
маленькой самости, тогда появляются все эти идеи.

К.: В тот момент, когда налицо «Я», это уже потенциал
всей той лжи. Ты – абсолютная Реальность, но можешь переживать Себя только в
нереальных переживаниях. Такова природа этого. Ты никогда не можешь переживать
свою Самость. Поэтому Реальность никогда не может переживаться. Но я не отрицаю
переживаний. Так что абсолютная Реальность может переживать Себя только в
нереальных переживаниях. Вот почему абсолютный Сновидец, который есть сама
Реальность, может переживать себя только в сновидении, в воображаемом
переживании. Но воображаемое переживание никогда не делает того абсолютного
Сновидца большим или меньшим. Какой бы ни снился сон, или что бы ни происходило
во сне, это не может затрагивать То, что ты есть. Как Его может затрагивать

Его собственное сновидение? И если думать, что Ты можешь
страдать по поводу Твоего собственного сновидения, как такое может случаться?
Страдает только то, что в сновидении. Только в сновидении есть поиск. Есть «я».
Получающее, теряющее, имеющее слишком много или слишком мало – все это часть
сновидения. Что мы тут делаем? Сновидение! Это переживание страдания. Я этого
не отрицаю. И это не должно касаться Тебя. Кого должно касаться переживание
страдания? Только «тебя», «я». Тому, что ты есть, никогда нет дела до этого.
Вот в чем вопрос: «Кого это волнует?»

С.: Это не имеет значения.

К.: Есть ли материя или никакой материи

[31].

С.: Нет никакой материи.

К.: Никакой материи это все еще слишком много
материи. Нет никого, кто беспокоится о том, есть ли материя или никакой
материи. Материя, никакой материи? Имеет ли значение, есть ли материя или
никакой материи? Ум или никакого ума? Кого беспокоит, есть ли ум или никакого
ума? Чем является То, что никогда ни на что не обращает внимания? То, что ты есть,
вообще никогда не беспокоится. А то, что беспокоится, – это только ум,
занимающийся умом. Пусть ум занимается умом. Это его история, и ум уже является
сознанием. А кому нужно это сознание? Только сознанию нужно сознание. Тому, чем
ты являешься, не нужно сознание. Так что забывай сознание и будь Тем, что ты
есть. Если бы ты мог это делать. Но ты не можешь. Поскольку сознание всегда
появляется снова. «Привет, привет!» Хелло! Это все ад

[32]!
Так что ад означает свет. А когда есть свет, есть этот Люцифер‑Я, этот
маленький дьявол, который живет этим светом. И когда он хочет учиться, он хочет
что‑нибудь узнавать. Так, Бог, знающий самого Себя, становится своим
собственным дьяволом. И жизнь – которая является злом – когда есть жизнь,
переживание жизни, противоположное – это зло. Это уже страдание. То же самое
слово – жизнь – это зло. Так что лучше быть Тем, что даже не знает никакой
жизни. Но что такое жизнь, которую можно знать? Относительная жизнь. И это –
разделение. Это то, что называют природой зла – разделение – два. И этому
нельзя помочь. Ты – Реальность, и Ты не можешь помочь самому Себе, Тебе
приходится реализовывать Себя в разделении. Но делает ли Тебя отдельным это
переживание разделения? Абсолютно нет! Поэтому Реальности нечего приобретать
или терять в том, как Она Себя реализует. И Ты не можешь реализовывать Себя по‑другому.
Тебе приходится реализовывать Себя как любящего, который любит возлюбленного.
Видящего, который видит то, что можно видеть. Переживающего, который переживает
то, что может переживаться. Даже соединять их – это слишком много. Ты
подтверждаешь, что есть разделение. Даже создавать единственность – это
разделение. Что бы ты ни делал в той сфере так называемой ситуации видящего,
который видит то, что может быть видимо, даже то, что ты узнаешь Себя в том,
что видится, это на одного узнающего слишком много. Тому, чем ты являешься,
никогда не нужно ничего распознавать. То, чему нужно что‑либо
распознавать, что‑либо понимать, это всегда неправильное понимание.
Попытка контролировать возлюбленного. Даже распознавая в нем самого Себя, это
на одного слишком много. Это все фальшивка.

С.: Так что нет никакой преграды?

К.: Нет. Тебе никто не может препятствовать. Когда ты
являешься этим, тебе всегда мешают. Даже будучи тем, ты сталкиваешься с преградами.
Но когда ты То, что ты есть, что есть Сердце, – как можно препятствовать
Сердцу? Посредством чего? Для этого нужны два! Но если начинается сновидение,
есть сновидение двух. Автоматически. Есть сновидец и сновидения. Но сновидец –
уже часть сновидения. Сновидец, который может тебе сниться, – это не То,
что ты есть. Поэтому сновидец, сновидение, то, что можно сновидеть, – это
все сон. То, чем ты являешься, есть несмотря на снящегося сновидца, сновидение,
и все, что можно сновидеть.

С.: Так что в действительности страдание – это
попытка убрать препятствие, именно здесь случаются эти двое?

К.: Между этим и Тем нет никакого моста. Никакого. В
том, что является ложным, нельзя достигать Того, что не ложно. Что бы ты ни
пробовал, это просто подтверждение того, что есть «кто‑то», кому что‑то
нужно. Фантом всегда будет пытаться становиться реальным. Поэтому фантом «Я»
уже пытается становиться реальным. Но это не может случаться. Нереальное
никогда не станет реальным. А Тому, что уже реально, не нужно становиться
реальным. Поэтому никакого моста нет. Поэтому никак нельзя становиться Тем, что
ты есть. Поскольку никак невозможно становиться Тем, чем ты являешься, Ты
никогда этого не утрачивал. Просто видеть красоту того, что Ты не можешь
достигать самого Себя. Это счастье. Поэтому все, что ты можешь знать, знающий,
который может что‑то знать или не может что‑то знать, пускай, это
его история. Пусть он даже будет просветленным. Кому какое дело? Он может
утверждать все, что угодно. Он не может претендовать ни на что. Поскольку
претендент в сновидении, претендующий на объект сновидения, даже просветление,
кого это волнует? До этого он считал себя непросветленным, а потом он,
возможно, считает себя просветленным. Ха‑ха‑ха! Чудесно. Но что он
может отнимать у Тебя? Ничего. Он вор, которому нечего красть. Только уделяя
ему внимание, Ты делаешь его реальным. И теперь Ты уже уделил внимание первому
«Я», ты влюбился в то первое «Я». Теперь Ты уделяешь внимание. Поэтому Ты
платишь.

С.: Так что когда «Я» не существует

К.: Оно никогда не было реальным. Оно никогда не
существовало. Оно всегда было нереальным. Поскольку То, что является
Реальностью, всегда есть до и за пределами того «Я». В «Я» никогда не было
никакой реальности. И его нельзя уничтожить. Поскольку никогда не было никакого
«Я», чтобы его можно было уничтожить. А для Того, что ты есть, оно никогда не
нуждалось в том, чтобы быть уничтоженным. Только «Я» нужно уничтожать «Я». Но
кому какое дело, если для того фантома история кончается? То, что может
кончаться, начинается снова. В окончании нет окончания, в начале нет начала.
Так что пусть он воображает, что теперь это ему удалось. Ха‑ха. Будь
великодушным. Будь абсолютно великодушным и позволяй сновидению быть
сновидением и просто будь Тем, чем ты не можешь не быть. Вот и все. Ничто из
этого сновидения не может давать ничего, чем Ты уже не являешься.

С.: Так что, все те, кто считает себя
просветленными,
 – сновидцы?

К.: Абсолютно. Только в сновидении есть просветленный
и непросветленный. В этом вся красота. Пусть они будут просветленными! Или
считают себя реализовавшими. Я встречал многих из них. И я забавлялся, просто
задевая их за живое. Но не потому, что я хочу что‑либо делать. Это больше
похоже на то, что у меня есть молоток, а молоток должен забивать. И есть гвоздь,
который считает себя просветленным. Поэтому я забиваю просветленный гвоздь. Но
что с этим делать? Это как резиновый гвоздь. Ты забиваешь его и только
отворачиваешься, и резиновый гвоздь – упс! – опять на месте. Поэтому как
уничтожать то, чего нет? Ты только что заколачивал то, чего нет, а потом ты
отворачиваешься – и оно снова в деле. Мне следует быть самым разочарованным
парнем на свете!

С.: Значит, они счастливы, сновидя, что они –
просветленные?

К.: Нет, они не счастливы.

С.: Они воображают, что счастливы.

К.: Не завидуйте просветленным. Потому что они так же
несчастливы, как и вы.

С.: Так что, все эти вещи – просто понятия, чтобы
быть относительно счастливым?

К.: Относительно несчастливым. В сновидении нет
никакого счастья. Есть только больше или меньше несчастья. Вот и все. Поэтому
не нужно никому завидовать. Но ты видишь это все время, что, слава Богу, нет ни
одного просветленного, потому у них всех есть свои маленькие неудачи. Слава
Богу, никто никогда не был счастлив. Никогда не было никого, кто был счастлив,
никогда. Ни Будда, ни Иисус или Рамана или кто угодно никогда не был счастлив.
В этом красота Того.

С.: Менее несчастным.

К.: Даже не это. Если действительно это видеть,
никогда не было никого, кто был счастлив. И прежде всего, никогда не было
никого, кто был несчастлив. Если бы действительно был кто‑то, кто был
несчастлив, то была бы возможность быть счастливым. Но не было вообще никого,
кто был несчастлив. Как может тот, кого вообще не было, что есть несчастье
сновидения, становиться счастливым? Так что не было вообще никого, кто был не
реализовавшим, так как же может то, чего вообще не было, становиться
реализовавшим? В этом красота того, что ни для кого нет никакого просветления.
Если действительно это видеть, никогда не было никого, кто был просветленным.
Тогда никогда не было и никого, кто был непросветленным.

С.: И то, и другое – понятия.

К.: Они оба воображаемые, а не реальные. Так что если
ты видишь, что никогда не было никого, кто был просветленным, это просто
устраняет «непросветленного», вот и все.

Очень просто. Это не что‑то грандиозное. Это только
разрушение «второго». Ты разрушаешь все эти идеи обретения чего‑либо в
сновидении, просто будучи Тем, что ты есть, просто видя, что здесь вообще
никого не было. А если «этого» нет, то где все «другие»? Другие есть только
потому, что здесь есть кто‑то один. Никого здесь – никого там. Но между
этим нет никакого моста. Это нельзя подделать. В этом вся красота. Нельзя
подделать отсутствие присутствия разделения. Этим невозможно притворяться. А
любой, кто пытается распознавать что угодно, а потом заявляет: «Я пребываю в
единости». Ха‑ха. «Мой покой». Ха‑ха. Это всегда забавно.

С.: Возможно ли быть Тем, что ты есть, с и без…

К.: Невозможно не быть Тем. Для тебя невозможно не
быть Тем, что ты есть. Тебе всегда нужно небольшое усилие, чтобы не быть Тем,
что ты есть. Тебе приходится притворяться, что Тебя родили. Тебе приходится
верить в свою мать, для этого тебе приходится делать усилие.

С.: Можно быть Тем, что ты есть, просто прекращая
усилия?

К.: Нет. Просто будучи самым ленивым изленивейших
ублюдков, которым Ты не можешь не быть. Которым ты никогда не был. Ты –
ленивость. А ленивость слишком ленива, чтобы не быть ленивой. Если взять меня,
то я даже слишком ленив, чтобы быть ленивым. Поэтому я говорю. Поскольку
энергия автоматически приходит в движение, и если бы я пытался быть ленивым,
это было бы действительно большое усилие. Поэтому я слишком ленив, чтобы быть
ленивым. Так что пусть сон снится, и сон – это безусильность сновидения. Поскольку
сон уже есть. Следующий момент уже снится. Прошлые моменты по‑прежнему
есть. В любом случае ничего не происходит. Поэтому не нужно никаких усилий.
Поскольку это – глыба безмолвия. В ней никогда ничего не происходит. Все уже
есть здесь и никогда никогда.

С.: Ноу вас есть чувство, что вы – свидетель?

К.: Свидетель? Нет, я чувствую свидетеля, но я – не
свидетель, которого я могу чувствовать. Так кто свидетельствует свидетеля?

С.: Так что, вы чувствуете себя свидетелем?

К.: Нет, я этого не говорил. Ты неправильно
интерпретируешь то, что я говорю, потому что ты хочешь становиться свидетелем.
Я сказал, что чувствую свидетеля. И я чувствую свидетельствование и чувствую
то, что можно свидетельствовать. Но все, что бы я ни чувствовал, не имеет
смысла. Что за чувство! Что за цирк! Сколько нам нужно клоунов? Никогда не
достаточно. И тогда есть некоторые клоуны, которые объявляют себя директорами
цирка. Аватары. И тогда некоторые другие претендуют на то, чтобы быть зверями.
А некоторые другие – музыкантами. Никогда не кончающийся цирк.

С.: Каково определение аватара? Оно не имеет
никакого смысла.

К.: Нет, имеет. Потому что аватар – это Кришна, а
Кришна – это Бог‑творец, который не может менять Свое творение. Но Он
пытается.

С.: Но что имеется в виду, когда говорят, что
определенные люди – аватары?

К.: Это не аватары‑люди. Это просто аспекты
Кришны. Аспекты сознания.

С.: Что в них такого особенного, что их называют
аватарами?

К.: Кто называет их аватарами? Эти роли играет
сознание. Это «его история» – оно заставляет все это происходить. И в этих
историях есть сознание с большей энергией, большими сиддхи, и оно может делать
швейцарские часы. Дэвид Копперфилд был бы величайшим аватаром. Он может делать
целые самолеты, и никто не называет его аватаром.

В этом сновидении может случаться все. Чего не может
происходить в этом сновидении? Ты можешь летать на Луну, ты можешь летать в
следующее измерение. Все это есть. Поэтому в сновидении есть аватары. Так что?
Али‑бабы. И я всегда думаю, почему меня не поражает молния? Если бы
действительно был аватар, он был бы таким могущественным, и если я прикалываюсь
над ним, он мог бы просто заставить меня замолчать. Но каждое слово, которое я
говорю, произносится по требованию Тотальности, и его невозможно избежать –
даже мне. Так что ни в каком слове нет сомнения. Слова просто несомненны. Они
имеют место просто по абсолютному требованию того, что есть, того, что является
следующим моментом. Поэтому никто ничего не говорит. Никогда не было никакого
аватара, говорившего какое бы то ни было слово. Так что все это пустое. Как и
аватары. Никогда не было никакого аватара ни с какими сиддхами. Но тем не менее
они есть в этом сновидении. Но ты ведь не ставишь под сомнение мясника, который
режет свиней, не так ли? Это то же самое. Это те же самые объекты сновидения. И
если у тебя 5 миллионов последователей, то ты не больший. Тогда дерьмо было бы
величайшим аватаром, потому что так много мух не могут ошибаться. Простите за
такую приземленность. Это говорит фермер. Мне так часто приходилось ступать в
коровье дерьмо! И мне так часто доставались удары коровьих хвостов.

С.: Вы говорили о трех разных состояниях

К.: Трех разных способах переживания.

С.: И вы сказали, что 95 % дня вы находитесь
в…

К.: Всякий находится. Если ты больше 5 % времени
находишься в состоянии расстройства, то уже кончаешь в сумасшедшем доме.

С.: Что такое состояние расстройства?

К.: «Я». Страдание. Если ты больше чем i%, или
2 %, или 3 % дня пребываешь в страдании «я», то кончаешь в
сумасшедшем доме.

С.: Так что люди в сумасшедшем доме…

К.: У них слишком открытое сердце. Поскольку они
могут расстраиваться легче, чем кто‑то другой, у кого есть окружающая его
толстая броня. Поэтому здоровое эго редко бывает расстроенным. Поскольку оно
полно самим собой. Но если броня становится слабее, то вся информация извне
попадает внутрь, и тогда расстройство бывает гораздо чаще. Поэтому чем слабее
твоя броня, эго, тем больше информации входит в так называемую систему «я». И
тогда ты расстраиваешься гораздо чаще, чем тот, кто находится в своей прочной
оболочке эго. И тогда ты кончаешь в сумасшедшем доме. И тогда врачи хотят снова
создавать здоровое эго, окружающую его броню. Вот почему это называется
болезнью – это ослабление брони, сердце открывается, эго не может этого
выдержать. Если это слабое эго, сердце открывается, и тогда случается любовь.
Кто‑то входит в тебя, и если этот кто‑то не делает то, что тебе
нравится, ты расстраиваешься. Каждое мгновение твое сердце охвачено огнем,
потому что возлюбленный не делает то, что тебе хочется. И тогда это называют
романтической‑шизофренической паранойей. И я с этим согласен! Поскольку
твоя возлюбленная не ведет себя так, как тебе хочется, это момент за моментом
тебя расстраивает в течение всего дня. Ты даже не можешь от этого отвлечься. «Что
она сейчас делает? Что сейчас происходит?» И тогда ты хочешь от этого
избавиться, ты бросаешь все и кончаешь в сумасшедшем доме. И тогда они начинают
строить тебя заново. Это не для всякого, что он достигает отсутствия брони,
этого состояния единости, где больше нет никаких различий. (Звонит мобильный
телефон.)
Что‑то звонит. Теперь в кинотеатрах их выключают. Но не
здесь. Вчера все говорили по телефону. Шел кинофильм, падали головы, плясали
оборотни, и все говорили по телефону. Вот это здоровые эго! В Индии более
здоровые эго, чем в Америке. Я думаю, у индийцев не так много проблем с
сумасшествием? Они все равно сумасшедшие, они не возражают. Куда денешься,
когда вся Индия – сумасшедший дом? Посмотрите на уличное движение и все
остальное!

С.: Что является большим преимуществом – иметь
здоровое эго, броню, или быть без брони?

К.: Для страдания того, чем вы себя считаете, это
лучше.

С.: Чтобы быть тем, что ты есть?

К.: Нет, нет возможности расстраиваться. Только
относительное «я» может расстраиваться. И тогда относительному «я» нужна
окружающая его броня и нужны все эти техники для выживания. Применительно к
этому, мы можем говорить о более здоровом эго.

С.: Тот, у кого здоровое эго, является более
относительно счастливым?

К.: Нет. Только относительно менее расстроенным. Не
счастливым. Это нельзя смешивать. Менее расстроенным. Для каждого всегда есть
предел терпения. Будет обстоятельство, когда он будет расстроен.

С.: Мне хотелось знать, что является большим
преимуществом.

К.: Это было бы твоим относительным преимуществом –
иметь здоровое эго. Это относительное преимущество.

С.: Вот почему есть выражение «блаженное
неведение».

К.: Да. Есть относительные преимущества, я их не
отрицаю. Но это ад. Быть тем, кто нуждается в преимуществе, – уже ад. Я
говорю об абсолютном преимуществе бытия Тем, что ты есть, что никогда не знает
вообще никакого преимущества. Никогда ни в каком не нуждается. Вот абсолютное
преимущество. Но любое относительное преимущество сомнительно, и несомненно
будет кто‑то, кто пересекает черту, и ты снова будешь в аду. Ты можешь
быть самым сильным на свете, иметь самое здоровое эго, но будет кто‑то,
кто сильнее тебя, и кто тебя побьет. Когда этого менее всего ожидаешь. Это
приходит с той стороны, к который ты никогда не будешь подготовлен. Может быть,
твоя мать, или твоя теща, или ты опять влюбляешься. Все эти большие эго, когда
они любят, ух! Нет никакой безопасности. Ни в чем нет никакого безопасного
места. Ты не можешь найти приют. Нет никакого безопасного приюта, который ты
можешь найти. Даже осознавание временно, тебе приходится снова отбывать. Все
семь способов сновидения не могут предоставлять приют, которым ты являешься.
Слава Богу, приют нельзя обретать. Так как его нельзя обретать, ты не можешь
его терять. В этом вся красота. Так как Ты никогда не терял То, чем ты
являешься, Ты не можешь это обретать. Так что будь счастлив. Беспокойся и будь
счастлив. Беспокоящийся просыпается утром и беспокоится. Что еще может делать
беспокоящийся, кроме как беспокоиться о беспокоящемся? Каждое утро случается
себялюбие, есть беспокоящийся, который беспокоится о самом себе, любит самого
себя и потому любовно заботится о том, что будет происходить с «я». А потом,
видя кого‑то, кто относительно более счастлив, он уже называет его
просветленным. Или кого‑то, кто может быть молчаливым. «О, ему больше не
надо говорить. Должно быть, он – просветленный!» Или кого‑то, кто может
отправиться в Гималаи и никому ничего не говорить в течение 20 лет. Тогда ты
уже называешь его святым. Потому что ты знаешь, что не можешь замолчать. Как ни
стараешься. Это как с людьми, которые медитируют. В медитации они могут быть
такими умиротворенными, и в позе Будды, и замечательными, и в тот момент, когда
они выходят из нее, муха на стене нарушает их покой. Они только что достигли
того покоя внутренней гармонии, и они выходят из него из‑за малейшего
звука: «Лучше возвращайтесь в медитацию!» Что это за покой, который может быть
нарушен? «Мой покой». Так что это сущий пустяк.

С.: Они исследовали мозги тех, кто долгое время
медитировал, и обнаружили кое‑какие изменения. Быть может, вам следует

К.: Мне? Быть может, система бы разрушилась! Там нет
никакой тишины. Почему бы там быть тишине? Тишина, которую ты можешь
обнаруживать, – фальшивая. Для меня это, скорее, вибрирующая энергия. Что
это за мысль, что ты можешь где‑то чувствовать тишину? Это ад! То, что ты
думаешь, что есть тишина, которую ты можешь чувствовать. Как можно чувствовать
тишину? Если есть чувствующий, который чувствует тишину, то есть уже два, и это
уже не тишина. Это снящаяся тишина. Так что пусть они претендуют на снящуюся
тишину посредством медитации, другой вибрации в мозгу. Бог ты мой, мне это
нравится. Что за соревнование – у кого более спокойный мозг? Вот так мысль! Но
это – человеческая природа.

Олимпийские игры сознания. У кого самый спокойный и у кого
самый активный мозг? И кто самый большой страдалец и кто больше всех
наслаждается? Это всегда бег наперегонки. Если ты на чем‑то настаиваешь,
начинается соревнование. Тогда тебе приходится защищать свою позицию.

С.: Но мог бы быть редкий случай, когда человек в
этом не участвует.

К.: Ты не можешь не участвовать, ты есть то. Тебе
приходится участвовать, не будучи участником. Тебе приходится участвовать в
любом случае. Но если Ты участвуешь без всякого участника, тогда это хорошо.

С.: Так что это – редкие случаи.

К.: Это – отсутствие случая. Поскольку все другое –
это быть психом. Это отсутствие случая, и это не может считаться. Поскольку
тогда некого считать.

С.: Это похоже на редкий случай

К.: Это похоже на случай, который не знает никакого
случая. Это был бы редчайший из всех случаев, поскольку это То, что ты есть.
Это настолько редко, что ты даже не можешь это находить. Это так обычно, это
повсюду, но ты не можешь это находить. Так что это похоже на чудо‑бар, ты
сидишь перед ним и ты являешься Тем, что ты есть, и ты заявляешь, что хочешь
пить. Ты – рыба в воде, и ты заявляешь, что никакой воды нет. Но даже рыба не
отличается от того, что она пьет. Так что когда ты пьешь, тебе не приходится
ходить (в туалет). То, что ты есть, никогда не испытывает жажды, в этом вся
красота. Невозможно никакое мочеиспускание. Питье без мочеиспускания.
Невозможно никакое пищеварение. Тебе не приходится переваривать самого Себя.
То, что ты есть, – это открытый перед и открытый зад. Приходит следующий
момент. Добро пожаловать, счастливого пути. Нет никакого преимущества или
недостатка в том, чтобы хранить что бы то ни было. Иногда что‑то остается
немного дольше. Но даже это рано или поздно уходит. Так что передняя дверь и
задняя дверь всегда открыты. А посередине действует коллекционер, собирающий
что‑то, что ему нравится или не нравится. И есть собрание его истории. Но
это рано или поздно уйдет. Когда это тело умирает, оно просто пройдет через
открытую заднюю дверь, как и все. Есть немецкая поговорка «В последней рубашке
нет карманов». Так что ты не можешь забирать ничего из этого собрания каких бы
то ни было глубоких прозрений, глубоких постижений. Это все уйдет.

С.: Так что это собрание – это…

К.: Это аналогия души, которая собирает маленькие
жемчужины событий и называет это своей историей. Это относительная душа
собирателя, собирающего относительные события, как жемчужины ожерелья вокруг
своей шеи, и называющего это «своей историей». И она начинается с его рождения
и кончается его смертью. А в промежутке есть большие и меньшие события и,
возможно, очень большим было бы просветление. И тогда он помещает все другие
события себе за спину, так что их никто не видит, и оставляет спереди только
жемчужину просветления. И тогда он ее показывает: «Смотрите, как я просветлен!
Это событие 9 сентября 1993 года, посмотрите на него, с тех пор я
делюсь Тем».

С.: Но это событие, после смерти оно выходит через
заднюю дверь.

К.: Всякое просветление, создающее
просветленного, – чушь. Оно уходит в одно мгновение.

С.: Но энергия не может уничтожаться.

К.: Энергия не может быть уничтожена. Но
феноменальное выражение энергии в любом случае будет уничтожаться просто
следующим моментом. Поэтому все, что приходит, уже ушло. То, что сейчас
приходит как следующий момент, уже ушло. Приходя, оно уже уходит. Но то, что
является абсолютным Переживающим, не приходит в этих переживаниях прихода и не
уходит в этих переживаниях ухода. Поэтому в уходе ничто не уходит и в приходе
ничто не приходит. Так что «Я» пришло и «Я» уйдет. А ты по‑прежнему
будешь Тем, что ты есть, как сейчас являешься Тем, что ты есть. И быть Тем –
это Безусильность. Усилия есть только в сновидении. Делание или неделание
усилия относится к фантому сновидения. Делание или неделание принадлежит
деятелю сновидения. Но та не‑деятельность Без «деятель» ности, которая
является Тем, что ты есть, откуда происходят все деяющие и не‑деяющие,
это всегда То, что оно есть. Никогда ничего не делало. Оно подобно ленивейшему
из ленивейших, тишайшему из тишайших. Оно никогда не показывается. А все, что
показывается, – это Его видимость, но не Оно. Тут нет разницы. Это целый
цирк видимости Того, что есть. Но То, что является видимостью, – это не
то, что себя показывает. Что за шоу! Тогда оно даже становилось Ошо. О‑шоу!
Когда‑то был Ошо, теперь есть Нет‑шоу. Здравствуй, прощай. Учителя
приходят, учителя уходят. Добро пожаловать, доброго пути! Так же как Карл
приходит, Карл уходит. Это уже призрак. Вот почему это так называется. Да, что
еще я могу не делать?

С.: Основа всякой мысли – страх и время?

К.: Там, где есть время, есть страх. Там, где есть
двое, есть страх. Даже когда есть только Бог и Бог. Бог, знающий самого Себя,
это два Бога. Уже один Бог хочет быть больше, чем другой. Это как со змеей:
змея смотрит на собственный хвост, и внезапно есть еще одна змея. И тогда она
достает свое оружие, тогда она сражается с этой другой змеей. Она даже хочет
кусать ту другую змею. Это сказка. Вот почему это так называется: сознание
смотрит на собственный хвост

[33] и думает, что есть еще одно
сознание. И тогда оно хочет строить систему обороны. Тогда оно становится
трудным. Тогда оно хочет развивать гармонию или дисгармонию с этой другой
змеей. Между головой и хвостом есть разница. И тогда голова хочет укрощать
хвост. А хвост только двигается. Все движение Вселенной – это хвост сознания. У
создателя есть хвост, и хвост двигается. Это похоже на символ гностицизма –
гностик, тот, кто знает, – это подобно признанию сознания, осознающего,
что хвост не отличается от того, что является головой. И тогда есть покой
гностика. А агностицизм – это неведение, нет никакого знания. Когда ты – змея,
кого может укусить змея? Ты не можешь убить самого Себя. Но если есть еще одна
змея, тогда есть ядовитый другой, кто может тебя убить, и тогда ты сразу
сражаешься с другим. И есть страх. Так что ты пробуждаешься, будучи видящим, и
видение того, что ты видишь, отличается от того, что ты есть, и потому ты
хочешь контролировать то, что есть. Очень подозрительно: есть что‑то
другое, чем ты. Посмотри на это! Целый мир…

С.: Ты видишь что‑то как отдельное.

К.: Это может происходить только в разделении. Есть
переживание разделения. Но я могу лишь говорить: переживание никого не
отделяет. Никогда не было никого, кто был отделен. Это подобно змее, смотрящей
на собственный хвост. Это все равно змея. Неведение – это то, что ты принимаешь
этот хвост за другую змею. Как мир отличается от того, что ты есть. Но теперь,
пытаясь это преодолеть, ты делаешь его все более и более реальным. Вот почему
Тебе лучше вообще Себя не знать, даже как змею или что угодно еще. Просто быть
змеей, не знающей змеи. Чего бояться Тому, что является змеей? Это То, чем ты
не можешь не быть, твое естественное состояние – быть Тем, что является
Кундалини. Но нет никого, у кого есть Кундалини. Ты – энергия. Но нет никого,
кто обладает энергией. Кто хозяин энергии? Покажи мне кого‑нибудь, кто
обладает энергией. Все наоборот. Энергия обладает тобой. Энергия играет тобой.
Кто претендует на обладание энергией? Фантом!