Какая абсолютно совершенная ловушка

Бомбей, 26.02.2011

С.: Мы искали и искали, и теперь мы получили
ответ, что невозможно знать самого Себя.

К.: Нет, ты не можешь знать самого Себя, но
невозможно не знать самого Себя.

С.: И все это для комфорта?

К.: Ты ищешь комфорта, который Ты никогда не терял.

С.: Но, тем не менее, поиск есть потому, что есть
дискомфорт?

К.: Нет, Ты переживаешь дискомфорт, а Комфорт,
которым Ты являешься, Ты никогда не будешь переживать. Так что Ты никогда не
утрачивал свой Комфорт, но всегда будешь переживать дискомфорт.

С.: Что можно делать в относительной жизни, чтобы
делать ее более комфортной; быть может, мы поговорим об этом?

К.: Мы всегда говорим об этом: «Как дела?»

С.: Быть может, нам хотелось бы знать от вас, что
мы можем делать, чтобы сделать относительную жизнь более комфортной. Если мы не
можем знать, что мы такое.

К.: В следующий раз, если ты хочешь войти в две
встречающиеся жидкости и что‑то случается, не входи туда.

С.: Я не вхожу куда?

К.: Да. Это была бы «Тибетская Книга мертвых».

С.: Да, но это будет следующий раз.

К.: Но это был бы мой совет. Если ты можешь это
делать. Поскольку что бы ты сейчас ни делал, это в любом случае слишком поздно.
Теперь у тебя есть это тело, и что‑то рождается, все, что ты делаешь сейчас, –
это пытаешься лечить что‑то, что неизлечимо. Возможно, ты только можешь
сделать это менее болезненным.

С.: Что мы можем делать в относительной жизни,
чтобы сделать ее менее болезненной?

К.: Ходить к врачу.

С.: Я думал, вы, возможно, могли бы дать нам какой‑то
хороший совет. Помимо врача.

К.: Лучшим дантистом было бы бытие Тем, что ты
есть, – это искоренение всех идей о том, что нужно лечить или не лечить.
Это абсолютный врач – бытие

Тем, что ты есть. Это было бы абсолютное лечение. Просто
быть Тем, чем ты не можешь не быть, – это самому быть врачом. Не нуждаться
ни в каком враче. Поэтому бытие Тем, что ты есть, было бы концом всех идей о
том, что нечто должно быть другим или исцеленным, или что тебе нужно быть
здоровым или очищенным, или что ты нуждаешься в комфорте. Все это мгновенно
уйдет. В долю секунды все эти идеи здоровья и болезни, комфорта и дискомфорта
просто фью. Так что если ты спрашиваешь меня, это для меня абсолютное лечение.
Искоренение корневой мысли «Я». Это как лечение корня зуба. Но без наркоза оно
иногда причиняет боль. Это радикальное лечение без наркоза. И я думаю, оно
болезненно. Поэтому то, что я здесь делаю, – это даю немного веселящего
газа, придумываю много шуток, чтобы радикальное лечение не было таким
болезненным. Поскольку в ином случае оно весьма болезненно. И ты не сидишь
спокойно. Итак, что еще?

С.: Может быть, я могу задать один вопрос, потому
что на самом деле я не понял.

К.: Я думаю, мы будем говорить об этом следующие 20
лет.

С.: Что вы имеете в виду, говоря «ложное
свидетельство, кажущееся реальным»?

К.: Да, ложное свидетельство – поскольку Ты считаешь
реальным свидетельство того, что у Тебя есть тело. Таким образом Ты считаешь
реальными видимость тела, видимость энергии. То, что есть тело. Это ложное
свидетельство, кажущееся реальным. Так что Ты считаешь реальным эту видимость,
это феноменальное переживание тела. Это ложное свидетельство, что Ты думаешь:
«но я могу его потрогать, я его ощущаю».

С.: Но Реальности оно кажется реальным?

К.: Нет, оно кажется реальным фантому. Поскольку даже
фантом – это ложная видимость. Поэтому сперва требуется ложная видимость
фантома. А потом фантом является смотрителем и принимает что‑либо как
реальное или нереальное. Поэтому первая корневая «Я»‑мысль, фантомное
«Я», «Я»‑осознавание уже ложны, как и та видимость света и звука, которые
ты считаешь реальными. Оттуда и дальше есть ложное «Я». И оттуда происходит
ложь. То, что ты считаешь собой, ложно. Так, если ты считаешь себя
осознаванием, это ложно. Если ты считаешь себя сознанием – ложно. Если ты
считаешь себя телом – ложно. Чем бы ты себя ни считал – это ложно. С самого
начала. Ложно, ложно, ложно. И это природа нети‑нети‑нети. Все, что
ты можешь переживать, даже переживающий, – ложно. Не То.

С.: Но кто создает переживание?

К.: Нет никакого «кто».

С.: Тогда как мы получаем тот Дух?

К.: Да, как может То, что является энергией,
переживать само Себя? Быть может, можно говорить, что То, что является Пара‑Брахманом,
сперва познает Себя как переживающего. Но то, что Он знает Себя в качестве
первого, в качестве переживающего, – это уже переживание, а не То, что
является Пара‑Брахманом. Ты никогда не узнаешь, личное оно или безличное.
Есть ли кто‑то или нет. Но Тому, что является Пара‑Брахманом, не
нужно знать, есть ли кто‑то или нет. Поскольку имеет место полное
отсутствие любого присутствия кого бы то ни было, кому нужно что бы то ни было
знать. Так что теперь слишком поздно. Потому что теперь есть кто‑то, кому
нужно знать, есть кто‑то или нет. И это слишком поздно. Для некоторых людей,
для некоторых учителей есть некто. А для других людей, других учителей нет
никого. Но и то, и другое – понятия. Главное то, что твоей Природе никогда не
нужно знать, есть ли кто‑то или нет, для того чтобы быть Тем, чем она
является. То, чему нужно знать, чем оно является, это уже слишком поздно.

С.: Какое же тогда правильное время?

К.: Никакого времени вообще нет. Не может быть
никакого правильного или неправильного времени. Поскольку время – это идея
разделения. Время – это идея того, что есть второе прибавление существования.
Но такового нет. Так что это ложное свидетельство, то, что сейчас ты
переживаешь момент за моментом, ты думаешь, что есть время. Ты переживаешь Себя
как переживающего, отличного от того, что ты переживаешь. Это похоже на свидетельство.
«Я здесь, а переживание там». Но это ложное свидетельство. Если бы тот мир был
реальным, он всегда был бы таким. Поэтому все свидетельства дают тебе неверную
картину. Это все ложно. Все пусто. Так что если кто‑то заявляет, что
знает, что он такое, он безусловно лжет. Любое место, где ты находишься, ложно.
Ложно, ложно, ложно. Поэтому находиться ложно, не находиться ложно. Все, что ты
делаешь или не делаешь, ложно. Но это забавно! Разве это не забавно? Если все,
что ты делаешь или не делаешь, ложно? А тому, что не ложно, никогда не нужно
быть не ложным. А то, чему нужно что‑то делать, всегда будет ложным. Не
ложное всегда не ложно, а то, что ложно, всегда ложно. И тому, что не ложно, не
нужно становиться не ложным, а то, что нереально, никогда не становится
реальным. Так что быть не ложным очень легко. Но становиться не ложным, делать
это не ложным, невозможно. Знать самого себя как То, чем ты являешься,
абсолютно легко. Поскольку просто быть Тем, что ты есть, чем ты не можешь не
быть, абсолютно легко. Но становиться этим невозможно.

С.: Но все мы хотим становиться, становиться,
становиться…

К.: Да, что за идея! И никто не может этого
объяснить. Все большие парни, Рамана, Нисаргадатта, всегда говорили: «Как так
может быть, что искатель ищет то, что является искателем?» Потому что без
искателя там не было бы искателя, ищущего искателя. Но как это может случаться?
Это случается. Почему нет? Все спрашивают «Почему? Почему?» А почему нет? Так
что если ты спрашиваешь меня, это то, как Ты Себя реализовываешь. В поисках
Себя. Также как Ты исследуешь Свою природу, момент за моментом переживая то,
чем Ты являешься. Реализовывая то, что ты есть. Но слово «реализовывать»
означает «настоящая ложь»

[45].

Это не истина. Все, что бы ты ни переживал, – ложь.
Аспекты Того, чем ты являешься, но не То, что ты есть. Поэтому истину, если ты
называешь это истиной, никогда невозможно переживать. И что это была бы за
истина, которую ты мог бы переживать и ты был бы отличным от нее? Относительная
истина.

С.: Истина – это опять понятие?

К.: Все является понятием. Но, чтобы могло быть
понятие, Ты уже должен быть. Так что «быть или не быть» – это не вопрос. Это
понятие. Основным учением Рамакришны, указателем было то, что даже для того,
чтобы сомневаться в своем существовании, Ты сперва должен существовать, до того
сомневающегося, который задается вопросом есть ли он или нет. То, что является
вопрошающим, должно быть Тем, что оно есть, чтобы вообще мог быть вопрос или
ответ или что угодно, что тебе приходит в голову. Даже чтобы могло быть
осознавание (реализация), осознающий (реализовывающий), который осознает
(реализовывает) то, что можно осознавать (реализовать), до этого, несмотря на
это, есть То, что является Реальностью. Реальностью осознающего
(реализовывающего). Поэтому ты даже можешь отрицать свое существование, но
чтобы ты мог отрицать свое существование, Ты должен существовать. Так что это
очень легко. Но недостижимо. И потому этим невозможно обладать. В этом красота
Твоей Природы – Ты не можешь обладать Собой. В этом вся красота – быть может,
Ты называешь Себя тем, что является Сердцем. Но То, что называется Сердцем,
никогда не может принадлежать никому. И не может быть разбито никем и ничем. А
то относительное сердце, которым ты обладаешь, всегда рано или поздно будет
разбито. И потому это вроде сердечной муки.

С.: Но оно разбивается, и опять разбивается, и
опять разбивается..

К.: Оно разбивается, и разбивается, и разбивается. А
потом оно снова исцеляется и опять разбивается. Оно снова исцеляется и снова
разбивается. Это как с костью. Можно ломать кость бесконечное число раз, и она
будет снова срастаться, а потом ты снова ее ломаешь.

С.: Иногда нам кажется – быть может, это последний
раз…

К.: Ха‑ха‑ха! А потом ты выздоравливаешь…

С.: Потом ты выздоравливаешь, но потом…

К.: Потом ты опять ломаешься. Тогда ты опять
надеешься: «Быть может, следующий раз лучше, чем прошлый». А следующий всегда
даже хуже, чем прошлый. Тогда оно снова разбивается. А любовная история не
кончается. Твое сердце уже разбивалось бесконечное число раз, но оно всегда
снова исцеляется, потому что ты забываешь, как это было в прошлый раз. И ты
надеешься, что в следующий раз будет лучше. Это безумие. Насколько глупым можно
быть? Но как абсолютное Знание, которым ты являешься, Ты так же глуп, как в
Своей реализации. Абсолютная Природа, абсолютная в своем знании и абсолютная в
своей глупости. Всегда опять влюбляющаяся в образы, ложные свидетельства. И
этого нельзя избежать. Снова и снова. Каждое утро ты влюбляешься в это, чем бы
оно ни было, и тогда ты начинаешь о нем беспокоиться. Чистя зубы и думая, что
ему становится лучше.

С.: Если только есть эта оболочка

К.: Нет, Ты переживаешь Себя даже как Дух. Даже без
этой оболочки, Ты переживаешь Себя как пространство. Чтобы переживать Себя,
Тебе не нужно тело как малый носитель. Чтобы переживать Себя, у Тебя есть даже
большой носитель, Дух. А потом даже осознавание. Ты переживаешь Себя как
осознавание. А осознавание не нуждается в теле.

С.: Мы не будем знать Дух, нам известна только эта
оболочка.

К.: Если Ты хочешь говорить о Своем осознавании, где
нет двух, потому что сейчас Ты создаешь кого‑то, с кем Ты можешь
говорить. Поскольку Ты хочешь говорить с самим Собой. Поскольку иметь это
переживание и не иметь возможности им поделиться ничего не значит. Поэтому если
Ты хочешь им делиться, Тебе нужно быть членом человечества, кем‑то,
говорящим с кем‑то еще. А тогда даже когда Ты становишься просветленным,
Ты хочешь этим делиться. Это удивительно. Я всегда говорю: вообрази, что ты был
бы просветленным, и никому до этого нет дела. Никто не хочет это знать. Это
становится шуткой! Это шутка. И если ты можешь кого‑то рассмешить, это
лучшее, что ты можешь сделать. «Ты просветленный? Ха ха ха!» Как забавно.

С.: Так, Карл, вы говорите, что в Духе ты тоже
реализуешь себя. Есть ли чувство единства?

К.: Дух – это часть реализации. Это одна из комнат
Твоего дома. Осознавание – это комната. Дух – это комната. А это вроде
заполненной комнаты. На самом деле переполненной. И тогда Ты идешь в
отсутствие, в подвал, где нет никакой комнаты. Тогда Ты не переживаешь никакой
комнаты. А потом Ты идешь на крышу, и тогда есть открытое помещение. Тогда у
Тебя открытое сердце, открытый дом. И тогда то, что внизу, – это закрытый
дом. У Тебя есть все разные части дома, которые Ты можешь переживать.

С.: Но даже существование в качестве Духа – это
дискомфорт?

К.: Нет. Но противоположностью дискомфорта не может
быть абсолютный Комфорт, у которого нет никакой противоположности. Поэтому даже
комфорт – это дискомфорт. Потому что когда есть комфорт, есть и дискомфорт. Они
идут вместе. Так что даже комфорт – это дискомфорт, поскольку он создает
дискомфорт, поскольку есть тот, кто различает комфорт и дискомфорт. Так что
даже комфорт единости, создающий двойственность, – это дискомфорт. Это
удивительно. Но я счастлив его уничтожать. Эту знаменитую единость: «И у меня
было это блаженное переживание, и то блаженное переживание». Сколько волдырей
нужно человеку?

С.: Этим утром мы смотрели У. Г. (Кришнамурти) по
ТВ

К.: Нет!

С.: Да, смотрели. Это было хорошо.

К.: Лающий пес.

С.: Абсолютно. И он говорил – если я не ошибаюсь,
даже нети‑нети имеет цель. Поэтому он лает об этом. И он продолжал и
продолжал говорить о нети‑нети. Он говорил, что даже там есть цель.
Просто оставляй ее.

К.: Так что тебе нужно делать нети‑нети в
отношении нети‑нети. Поскольку это нети‑нети. Поскольку он не шел
достаточно далеко. Я с ним не согласен. Нети‑нети – это даже нети в
отношении нети‑нети. Ему нравилось лаять, вот и все. Он был так зол.

С.: Зол на что?

К.: Он пошел к Рамане и спросил Раману: «можешь ли ты
дать мне То, что я есть? Поскольку, кажется, у тебя есть нечто, чего нет ни у
кого другого». И Рамана сказал: «Да, но можешь ли ты это взять?» Это его
достало. Потому что он думал, что он – самый готовый парень на Земле. Он делал
все. И тут маленький человек, сидящий перед ним: «Но можешь ли ты это взять?»
Это главный вопрос. Ты никогда не можешь это взять.

С.: На самом деле, когда я слушал его, мне
казалось, что это очень похоже на вас. Вы не лаете так много, но это очень похоже.

К.: Мне надо над этим работать. Гав‑гав‑гав.
Да, он был в порядке. Мне, по большей части, нравится его ложь. Он говорил:
«Каждое утро премьер‑министр Индии звонит мне и хочет спросить, что ему
следует делать». Конечно, он врал, но все, что ты говоришь, – ложь.

Почему бы не говорить эту ложь? Почему бы на самом деле не
лгать?

С.: Вы говорили, что как только человек начинает
говорить, все сказанное – ложь.

К.: Природа каждого слова истинна. Но не слово,
которое ты понимаешь. Но Сущность всего, всякая вибрация, есть Энергия, То, что
есть. Так что все это – реальная ложь. Поэтому даже ложь реальна. Называя это
«Лилой», человек хочет быть отстраненным от чего‑то. Это еще одна цель.
Тогда это личное преимущество. «Теперь я беспристрастен, потому что я вижу все
как Лилу». Нет! Ты есть То, что является Реальностью, и это Твоя реализация. И
нет никого, кто может этого избежать.

С.: Так что все это – реальная ложь?

К.: Да, это реальная ложь, и Ты переживаешь Себя в
реальной лжи. И переживающий, и то, что может переживаться, – это реальная
ложь в переживаниях. Но не в своей Природе. Природа мира – это То, чем ты
являешься, Природа Вселенной – это То, чем ты являешься. Ты – сама Природа. Но
нет никакой второй природы. Вот и все. Но тот, кто говорит «вся эта Вселенная –
ложь», хочет утверждать, что он реален. Ха‑ха‑ха‑ха. Поэтому
всякий, кто что‑либо понимает, хочет понимать «все ложно, но не я» – все
это ложное понимание, с самого начала. Потерянное понимание. Потерянное в
действии.

С.: Вначале вы спрашивали, не упустил ли кто‑нибудь
что‑нибудь. Я утратил ясность!

К.: Я очень счастлив за тебя!

С.: Я так и думал.

К.: Поскольку, в любом случае, кому это нужно? «Я
утратил мою ясность»! Ха‑ха‑ха‑ха.

С.: Было хорошо на время ее иметь.

К.: Где ты ее имел? Где ты ее хранил, что ты мог ее
потерять?

С.: Каждый раз, как я смотрел, я что‑то
понимал, а теперь я больше не могу найти себя.

К.: Ты не можешь найти себя?

С.: Или я не могу найти спокойного места.

К.: Спокойного места? Теперь ты становишься похожим
на Иисуса. Он заявлял, что даже как Сын Божий он не может найти покоя.
Берегись, теперь, когда ты возвращаешься в Израиль, тебя ждут гвоздь и молоток.

С.: Да, мои родители!

С.: Вчера вы говорили о медитации, том «есть я, я
есть». Я не понял.

К.: Это было бы самоисследование. Ответ на «есть я» –
«я есть».

С.: «Есть я?» Тут есть знак вопроса?

К.: Нет никакого знака вопроса. Ты просто
произносишь: «Есть я», и тогда из «есть я» ты больше не знаешь, где это
начинается, это просто становится «я есть». Так что вопрос – это ответ. Но
вопрос «кто я?» – это всегда так, будто он становится специальным ответом. Но
если вопрос становится ответом, он становится потоком существования в
присутствии. Так что «есть я» становится присутствием «Я есть». И в этом есть
просто то, чем ты являешься. Если ты хочешь что‑то делать, заниматься
самоисследованием, то это вопрос, который является ответом. Так что в нем нет
спрашивающего и отвечающего. В вопросе нет спрашивающего. В ответе нет
отвечающего. Поэтому вопрос является ответом. Это становится подобным потоку
присутствия. И ты должен делать это непрерывно, 24/7/365.

С.: Только 24/7/365? И все?

К.: Если ты делаешь это непрерывно, даже молча, тебе
даже не нужно это произносить. Ты просто остаешься в «есть я, я есть», это
просто становится подобным звуку Ом, подобным свету и звуку, постоянным потоком
существования. Это как когда Рамана говорил, что остается звук, шрути в
индийской музыке, этот основной звук вибрации существования. А все остальные
звуки – только как ноты на этом фоне. Но основной звук непрерывен. Так что вся
другая информация варьирует, но это есть непрерывное то. И если ты можешь
просто оставаться в том, я обещаю, что спустя какое‑то время больше не
будет никакого «я». Если просто оставаться в том, быть тем, происходит полное
уничтожение всякой идеи любого относительного «я». Если ты можешь это делать.
Но ты не можешь этого делать. Если это случится, оно случится само собой.
Поскольку твое давление так высоко, или твоя так называемая «искренность» – это
неверный перевод Нисаргадатты, – ему нужно то неизбежное требование
существования, которое втаскивает тебя в тот звук, чтобы отдавать твое внимание
только тому, что является вниманием. Постоянному потоку Того, что ты есть. А
это подобно погружению на ю метров под воду, больше не получая никакого воздуха
для «я». И тогда автоматически, будучи Тем, что ты есть, это становится
абсолютным Комфортом. Но без этого ты всегда будешь пытаться получать личный
комфорт, большую выгоду. Поэтому вся другая медитация, все, что ты пробуешь в
ином случае, йога и все такое, все это для личной выгоды. Но это подобно
абсолютному требованию самого существования, которое загоняет тебя в
концентрационный лагерь того непрерывного «есть я, я есть». Это становится
подобным холокосту для «я». Это будет сжигать «тебя» дотла. Но если это
случается, то несмотря на то что ты вообще делал или не делал во всем твоем
существовании.

С.: Так когда вы говорите – это неизбежное
требование существования, искренность…

К.: Нет, это не искренность. Вот почему это было
неправильным пониманием. Это не искренность. Искренность это чушь. Каков был
перевод Нисаргадатты?

С.: Неизбежное стремление.

К.: Да, неизбежное стремление, отдающее внимание
Тому, что является вниманием. Это не искренность. Это просто уделение внимания
вниманию, просто будучи Тем, что ты есть. И без этого ничего не случится.

При всей твоей личной искренности ты можешь быть чертовски
искренним, но ничего не случится. Можно называть это искренностью, но этому не
нужно быть искренним.

С.: Даже то, что выходит, – это неизбежное
давление, которое исходит от существования.

К.: Ты имеешь в виду абсолютное требование. Это не
давление. Это неизбежное требование полноты, в силу которого приходит этот
вопрос. И этот ответ. Это все часть реализации, и если реализация становится
этим неизбежным вниманием, уделяющим внимание вниманию, будучи вниманием, твоим
естественным состоянием, тогда это случится, несмотря на все то, что случалось
до этого. Никогда не из‑за этого.

С.: Так что ты не можешь не быть тем, что ты есть,
поскольку именно то давление…

К.: Но ты можешь заблуждаться со своими чувствами и
своим вниманием. И, заблуждаясь со своим вниманием, уделяя внимание ложным
свидетельствам, ты упускаешь самого Себя. Это как катастрофа.

С.: Так что когда тебе недостает самого Себя, это
тоже неизбежное давление…

К.: Да, но это все равно страдание. И я сижу здесь и
говорю Тебе – страдание никогда не кончается. Но нельзя найти никого, кто в нем
несчастен. Страдание – это переживание разделения, и оно никогда не прекратится.
И ты должен быть Тем, что ты есть, даже в присутствии этого страдания отдельных
переживаний. И если

Ты не можешь быть Тем, что ты есть, в этом, Ты никогда не
станешь им ни в чем другом. И то осознание, что это будет всегда, это как
Юдхиштхира в аду, и было абсолютное отсутствие всякой тенденции избегания. Это
невозможно делать. Этого просто нет. И в абсолютном отсутствии всякой тенденции
избегания есть полное принятие природой. И тогда ты и есть приятие. Но тебе
даже не приходится принимать ад. Просто нет никакой тенденции избегания, и
тогда может быть ад или не ад, кого это волнует? И это Твое естественное
состояние. Это сама твоя Природа, которая уже является самим приятием. Всегда
принимала все. А тот, кто не принимал, кого это волнует?

С.: Но все это, о чем мы говорим…

К.: Все, что может быть сказано, ложно.

С.: Нет, но о чем бы мы ни говорили, это само
является понятием. И даже если вы это переживаете, возможно ли для такого
человека, как вы, заставить нас это понять?

К.: Что?

С.: «Я есть, есть я, я есть, есть я».

К.: Нет, я не могу заставить тебя это делать. Я не
могу заставить тебя это понять. Я могу предложить тебе, в качестве совета,
попробуй это. И если этому суждено с тобой случиться, то это случится.

С.: Суждено случиться со мной, это не значит, что
я уже запрограммирован…

К.: Тогда это уже в программе. Но даже то, что я даю
тебе совет, что я даю тебе тот намек, это уже в программе. И, возможно, в силу
того совета ты это делаешь. То, что я говорю с тобой, – требование
Тотальности. И то, что это, быть может, приносит в тебе плоды и ты что‑то
делаешь, – это тоже требование Тотальности. И если это происходит, тогда
ты не можешь этого избежать. Так что если в результате чего бы то ни было, что
я тебе сейчас говорю, ты сядешь и это «Я есть, есть Я» просто будет
происходить, то оно будет происходить. И если в результате этого так называемое
относительное «я» будет сгорать дотла в этом случае, то это будет происходить.
Но не потому, что я с тобой говорю. Я говорю с тобой уже потому, что все происходившее
до этого заставляло меня теперь говорить с тобой. Поэтому совокупное требование
всех предыдущих моментов создает этот момент сейчас, создавая эти слова и все,
что здесь происходит. Ты называешь это понятием. Я называю это просто
непрерывным бесконечным сейчас, которое является бесконечной реализацией
Реальности. Возможно, и понятием тоже. Но это звучит хорошо. Нет, главное,
единственное, это то, что ты можешь даже отрицать, что ты существуешь, но чтобы
ты мог отрицать, что ты существуешь, ты должен быть. Так что ты не можешь не
быть Тем, что ты есть. Возможно, это намек на то, что не является понятием.
Чтобы могли быть все эти понятия и вся эта ложь, ты должен быть Тем, что ты
есть. Но быть Тем, что ты есть, также означает, что Ты есть, несмотря на все
эти понятия. Поскольку каждую ночь в каждом глубоком глубоком сне Ты есть,
несмотря на все присутствия понятий и отсутствий и чего бы то ни было, что ты
можешь вообразить. Поэтому Твое существование не зависит ни от какого
присутствия. И это не понятие, поскольку каждый переживает это каждую ночь. Но
ты прав, остальное – это просто ловля рыбы в темноте.

С.: Но остальное – это только эта оболочка…

К.: Да, но в том покое Ты переживаешь отсутствие
тела. Ты не можешь сказать, что ничего не переживаешь. Восприятие по‑прежнему
есть. То, что является тем, что ты есть, не спит из‑за того, что спит
тело. Ты просто отворачиваешься от того переживания тела к тому отсутствию
этого тела. От бытия к небытию. От того проявления к не‑проявлению.
Каждую ночь в глубоком глубоком сне Ты переживаешь не‑проявление. И тогда
в том отсутствии тело может отдыхать. А утром Ты просыпаешься и тогда телу
приходится работать для Тебя в качестве инструмента. А ночью тело утомлено тем,
что Ты воспринимаешь его как инструмент, и тогда оно засыпает. Поскольку Твоя
Природа никогда не спит. И, возможно, она никогда не бодрствует. Она переживает
пробужденность и она переживает не‑пробужденность. Осознавание и не‑осознавание.
Нижнее белье. Будучи осознающей и будучи нижним бельем. Так что в том смысле,
на который я указываю, То, чем ты являешься, есть всегда. Но Ты никогда не
узнаешь, что это такое. Но это То, что ты есть. Поскольку что бы Ты о нем ни
говорил, оно не является этим. Все, что Ты говоришь о том, чем ты являешься,
должно быть понятием.

С.: Природа совершенна?

К.: Природа? Природе не нужно быть совершенной. А то,
чему нужно быть совершенным, не может быть совершенным. Тому, что совершенно,
не нужно быть совершенным. Поэтому оно несовершенно как совершенное совершенно.
А то, чему нужно быть совершенным, чтобы быть совершенным, несомненно
искусственно. Это как со Знанием. Знанию никогда не нужно знать или не знать,
что оно такое, чтобы быть Знанием. А то знание, которому нужно знать, это
несомненно искусственное знание. Или относительное. Поэтому Совершенство,
которому нужно быть совершенным, это относительное совершенство. Абсолютное
Совершенство не нуждается ни в каком совершенстве, чтобы быть Тем, что оно
есть. Но все идеи таковы, что оно должно быть совершенным. Каждый хочет быть
совершенным.

С.: Я просто хотел понять, что мы называем
Природой, нам действительно требуется заботиться о ней?

К.: Она так или иначе заботится. Но она тебя не
знает. Она заботится обо всем. Абсолютный опекун. Но она даже не знает, что,
заботясь, она заботится о чем бы то ни было, она просто заботится. Так что То,
что реализует Себя, даже не знает, что Оно реализует Себя, это То, что есть
реализация. Так что Оно даже не знает реализации. Но будучи этим, оно абсолютно
заботится. Но Его не волнует, заботится оно или нет.

С.: Изменение, которое, вероятно, случится в 2012
году

К.: О Боже, о Боже! Это подходящее понятие. Что‑то
случится. Я буду долго праздновать, так как это будет через неделю после моего
шестидесятилетия. И я боюсь, что‑то случится, я покину мои пятидесятые
годы. Что‑то всегда случается. Но заявляют, что на этой земле будет
достаточно пробужденных и тогда будет преобразование сознания на следующий
уровень. О Господи! Вообразите, что должна быть эволюция сознания! Что бы это
была за дерьмовая эволюция, которой нужно эволюционировать?

С.: Будет больше детей индиго и людей индиго…

К.: Инди‑го. Го‑го‑го. Что за идеей
становится сознание, если ты думаешь, что сознанию что бы то ни было нужно.
Вообрази, что было бы личное сознание. Вообрази, что есть человеческое
сознание. Что это было бы за сознание? И потом преобразующееся или
превращающееся из личного сознания в безличное. Представь себе, что каждый
человек становится безличным. Пекарь больше не печет. Официант больше не
обслуживает. Каждый пробужден. Мне это не нравится.

С.: Тогда не было бы никакой трагедии.

К.: Нет, если бы каждый действительно был
пробужденным, это бы значило, что до этого были непробужденные. Даже идея, что
может быть пробуждение, – это уже ад. Даже возможность того, что люди
могут пробуждаться, означает, что есть люди. А если бы действительно
существовали люди, это был бы действительно ад. Что это был бы за ад, если бы
на самом деле были непробужденные люди! А потом эти непробужденные
пробуждаются. Господи помоги! Аллилуйя и слава Господу, что это никогда не
случится.

С.: Вы говорили, что не рекомендуете снова
рождаться, но я спрашиваю…

К.: Но сейчас Я рекомендую Тебе, чтобы Ты никогда не
рождался! Не то что снова. Будь Тем, что ты есть, что сейчас никогда не рождавшееся!
Зачем ждать до тех пор?

С.: Но я спрашивал, в твоих ли это руках…

К.: В каких руках? Есть ли у тебя руки, если ты
исчезаешь? Можешь ли ты этим управлять?

С.: Конечно, у тебя нет никаких рук, но как это
сказать? Я не знаю, как это выразить.

К.: Если ты не можешь что‑то делать сейчас, то
как ты можешь делать что‑то тогда?

С.: Но почему вы это говорили?

К.: Что? Я говорил, Ты лучше будь нерожденным. И Ты
сейчас нерожденный. Зачем ждать, пока это случается? Потому что тогда опять
ничего не будет происходить. Как ничего не происходит сейчас. Поскольку сейчас
никто не рождается. И тогда никто не будет рождаться. Но сейчас, веря, что Ты
рожден, Ты совершил Самоубийство. Сейчас Ты переживаешь, что Ты мертв. Сейчас
Ты страстно желаешь снова быть живым. И самый легкий способ – быть Тем, что ты
есть, что никогда не рождается. Так чего Ты ждешь?

С.: Но есть ли у нас свобода воли, сэр? Когда ты
так запрограммирован…

К.: Нет, никто не запрограммирован. Только сознание
запрограммировано, но не То, чем ты являешься. Твоя Природа никогда не
запрограммирована. Сознание – это программа. Поэтому забудь о сознании и просто
будь Тем, что ты есть. И не ищи оправдания «но я запрограммирован бла‑бла‑бла».
Сознание всегда оправдывает себя, всегда оправдывает то, чего оно не делает.
Это все происходит в сознании. Но для Того, чем ты являешься, это безразлично.
Ты не зависишь от того, что происходит в сознании.

С.: Все, о чем бы мы сейчас ни говорили, это сфера
ума…

К.: Нет. Я не говорю с проклятым умом. Я не знаю
никакого ума. Нет никакой сферы чего бы то ни было. Я говорю с Тем, что я есть.

С.: Кто говорит?

К.: Я. С Я. «Кто говорит»!

С.: Так что когда вы говорите с Тем, что я есть,
это не отличается от разговора с…

К.: Я говорю с моим псом, как говорю с тобой. Я даже
говорю с моей рубашкой: «Как мы сегодня? Ладно, еще один день».

С.: Вы, наблюдатель, наблюдаемое…

К.: Это все понятия. Есть только Существование, или
То, что ты называешь Самостью. Самость говорит и Самость слушает. Нет никаких
наблюдателя, наблюдения, наблюдаемого и всего этого. Это все слишком поздно.
Это интеллектуальный спорт. Вот и все. Порой я тоже это делаю. Но это – спорт.
Если это часть развлечений, то почему нет? Но слава Богу, это никому не нужно.
Но это весело.

С.: Оно вводит в заблуждение. Веселье уводит тебя
от исследования.

К.: Нет, веселье – это исследование. В веселье не
может быть «тебя». Веселье опаснее всего для того, чем ты себя воображаешь. В
веселье «ты» не можешь быть. В веселье нет никакого фантома. В веселье есть
веселье и, возможно, простак, а возможно, нет

[46].
Но несомненно веселье. Так что веселье есть с простаком или без.

С.: Веселье – это серьезное дело.

К.: Я Тебе говорю, веселье более опасно для Твоей
идеи того, что Ты такое, чем для чего бы то ни было другого. Можно «досмеять»
себя до смерти. Легче, чем доисследовать себя до смерти. Вот почему все так
любят комиков, потому что в комедии «тебя» нет. В хороших шутках ты просто
засмеиваешь самого себя. Так что это очень опасно. И если ты действительно
видишь шутку как шутку, понимаешь шутку «как я только мог искать То, чем я
являюсь, когда я всегда был и есть и буду Тем, что я есть?». Эта шутка –
непрерывная шутка. И тогда видение Себя, ищущего самого Себя, становится
шуткой. Всемогущий, сидящий где‑то и думающий «Я должен знать Себя, чтобы
быть Собой», – это шутка. Так что это непрерывная комедия. Называть ли ее
божественной, или нет. Это комедия.

Какие‑нибудь другие серьезные вопросы?

С.: Итак, как только ты смотришь внутрь…

К.: Смотришь внутрь?

С.: Да, смотришь внутрь.

К.: У Тебя есть внутренность?

С.: Это то, что я делала много лет. Смотрела
внутрь. И там что‑то было.

К.: Нет!

С.: Теперь я не знаю, что это.

К.: Что ты там находила?

С.: Я не знаю, просто ничто. Вроде того, где это
не называешь…

К.: Ты похожа на черную дыру?

С.: Не черная дыра. Поскольку там все еще был кто‑то,
говорящий, что там ничего нет.

К.: Так что там было не ничто? Там было что‑то,
что ты называла ничто.

С.: Но теперь, почему я должна продолжать это
делать? Я согласна с вами, когда ты над этим смеешься, все в порядке. Но теперь
иногда, когда внимание идет внутрь, я не знаю, что с этим делать.

К.: Почему ты должна знать, что с этим делать? Ты
смотришь на кусок дерьма на улице и спрашиваешь: «Что мне следует с этим
делать?» И ты смотришь на кусок дерьма внутри и спрашиваешь себя, потому что
считаешь это более личным. «Мое чертово прозрение». Но это все равно что кусок
собачьего дерьма на улице. Собака, смотрящая на собственное дерьмо. Дерьмо
снаружи и внутри. «Что с этим делать?»

С.: Это было драгоценное…

К.: Драгоценное дерьмо. Драгоценное всегда находится
под давлением. Поскольку у тебя есть что‑то, о чем ты должен заботиться.
Так что это становится сокровищем, о котором тебе приходится беспокоиться. И
тогда ты боишься это снова потерять. А теперь ты смотришь на это и спрашиваешь:
«Почему я вообще на это смотрела?» Я всегда предлагаю тебе, если ты
действительно хочешь высоко ценить себя, просто быть Тем, чем ты не можешь не
быть. И это значит высоко ценить То, чем ты являешься. А ценить и хранить какое
бы то ни было внутреннее или внешнее дерьмовое переживание – значит уделять
внимание дерьму.

С.: Мы так привыкли что‑нибудь делать.
Скажем, наблюдать это, позволять этому быть…

К.: «Дева Мария пришла ко мне, она сказала мне, пусть
будет так…»

С.: Что дальше?

К.: Что делать со всем твоим временем? Не спрашивай
меня! Есть так много развлечений. Смотри телевизор.

Или ходи в кино. Или смотри внутрь. Но не ожидай ничего.

С.: Это становится второй натурой. Потому что я
занималась этим так много лет, этим поиском.

К.: Но это не делает его более истинным.

С.: Это не об истинном. Это о том, что делать
теперь!

К.: Ты так боишься, что тебе станет скучно. Ты так
боишься скуки. Ты боишься скуки больше, чем чего бы то ни было другого. «Если я
действительно пробуждаюсь, то что я буду делать?» Ты больше боишься
пробудиться, чем чего‑либо еще. «Что я буду делать, когда я пробуждаюсь?
Я больше не могу ходить в кино, у меня не может быть парня, я больше не могу
смотреть телевизор, не могу читать, не могу идти ни к какому учителю. Что я
буду делать со всем моим временем? Больше ничего не важно. Если я иду туда или
сюда, никакой разницы нет. Может быть, мне придется вечно сидеть. Потому что
действовать действительно неправильно. Но и не действовать тоже неправильно.
Было так хорошо, когда я все еще надеялась, что получаю что‑то из чего‑либо».

С.: Да, это верно!

К.: «Я летала вокруг света, чтобы встретиться с
человеком всего на два часа. А теперь я больше не могу даже покупать билет,
поскольку после всего этого у меня больше нет денег».

С.: Как видеть скуку?

К.: Как только ты существуешь, тебе в любом случае
всегда скучно. Существование – это скука, момент за моментом.

С.: Природа – это не скука.

К.: Природа не знает Природы. В Природе нет никого,
кто мог бы скучать. На как только есть кто‑то, ему скучно. Бог, знающий
самого Себя, Ему становится скучно с самим Собой. И посредством Своей
собственной скуки Он создает все это. Посмотри! Все развлечение, так что Бог не
скучает. Это все о скуке Бога. А теперь Он жалуется, что это недостаточно
развлекает. «Теперь Я хочу идти домой. Мне больше не нравится фильм». Тогда Он
становится искателем. «Теперь Мне надоел Мой собственный фильм. Теперь Я
медитирую. Теперь Я иду внутрь. Потому что Мне надоел этот фильм, он больше
Меня не развлекает. Я знаю все. Это все не важно. Теперь Я иду домой. Теперь Я
становлюсь духовным. Теперь Я иду в ашрамы».

В начале все: «Ах!» Как ребенок: «Чудесно!» А потом
наступает момент, когда Ты начинаешь скучать. И тогда Ты думаешь, что в жизни должно
быть что‑то большее, чем это. Тогда Ты можешь становиться духовным.

С.: Ашрам – это было чудесно. Все. Это было как
прекрасный кружок. Но потом все завесы падали.

К.: Спустя короткое время даже это становится
скучным. И тогда приходит следующее. Ничто не удерживает. Быть может, Ты идешь
к бхаджанам и годами повторяешь и распеваешь святые песнопения. И будет момент,
когда это кончается. Когда Ты думаешь: «Только не опять. Дерьмо. Еще один
бхаджан. Еще одно святое песнопение. Я лучше пойду к Шакире». Может быть, в
Шакире больше Шакти, чем в Шиве‑Шанти‑тра‑ля‑ля. Кто
знает?

С.: Когда я в обычной жизни…

К.: Какой жизни?

С.: В повседневной жизни…

К.: Какой повседневной жизни?

С.: Ладно, когда я там…

К.: Когда ты мертв? Что происходит, когда ты мертв? Я
бы назвал это повседневной смертью. Так что когда я в моей повседневной смерти
вылезаю из постели, я начинаю свою повседневную смерть. Смерть происходит.

С.: Так что посреди этого…

К.: Посреди бытия мертвым. Порой я чувствую себя
более или менее мертвым.

С.: Посреди этого все так преходяще.

К.: Это называется смертью.

С.: Это очень напряженно.

К.: Это очень напряженно – непостоянство.

С.: И я тоже преходяща.

К.: Представь себе! Смерть преходяща. Так что ты
хочешь сказать?

С.: Я пытаюсь вам кое‑что сказать, но это
нелегко
… К.: Нет? Когда ты мертв, это нелегко.

С.: Это очень парализует.

К.: Это то, что я говорил, тебе становится скучно, и
тогда ты парализован. И ты больше не знаешь, что делать.

С.: Мне становится скучно? Ты думаешь, это от скуки.

К.: Смерть скучна.

С.: Так что с этим делать?

К.: Я не знаю, что делать со смертью. Просто позволяй
быть мертвым тому, что может быть мертвым. Смерть мертва. То, чем ты являешься,
никогда не нуждается в развлечении. Но если ты хочешь развлекаться смертью, то
ты мертв. Смертельная смерть. Сколько раз я должен это говорить? Ты лучше
наслаждайся бытием Тем, чему никогда не нужно ничем наслаждаться. И это твоя
Природа. Но как только Ты – кто‑то, кому нужно чем‑то наслаждаться
в повседневной жизни, тогда повседневная жизнь становится повседневной смертью.
Зомби пытается развлекать себя в переживании смерти. Мертвый, мертвый, мертвый.
Возвращайся к самадхи, и тогда мы снова поговорим.

С.: Даже после самадхи ты тот же самый, так какая
польза?

К.: Но если это самадхи, если ты не знаешь никакого
самадхи, которое может давать тебе особое переживание, тогда это называется
естественным состоянием. И это – Природа самадхи. Но то, что знает
самадхи, – это не самадхи.

С.: Ты знаешь это по памяти.

К.: То самадхи, которое ты можешь знать по
памяти, – не самадхи. Это просто особое переживание смерти. Самадхи – это
естественное состояние Того, чем ты являешься, и Самадхи не знает никакой
Природы Самадхи. А то, что можно называть самадхи и знать как самадхи, –
фальшивка.

С.: Ладно. Значит, это мне не нужно.

К.: Какие‑нибудь другие вопросы о самадхи или
повседневной смерти?

С.: На самом деле в наших повседневных разговорах
мы так много говорим «получай удовольствие».

К.: «Будь счастлив». Удивительно, но каждый, кто предлагает
тебе быть счастливым, делает тебя несчастным.

С.: Это создает множество мыслей, которые
заставляют тебя страдать.

К.: Ты прав. Идея счастья, безусловно, делает Тебя
несчастным. Идея реального делает Тебя нереальным.

Идея свободы делает Тебя пленником этой идеи. Все, что Ты
создаешь в качестве символов, делает Тебя рабом. И что это за бремя, что Ты
должен быть счастливым? И кому, к черту, нужно быть счастливым, чтобы быть Тем,
что он есть? В любом случае, кому нужно это чертово счастье? И все говорят об
этом: «Ты счастлив?» И каждый хочет услышать: «Не очень». «Я тоже». Это всегда
вопрос «Как поживаешь?» Скоро ты приучаешься отвечать: «Не очень», и тогда они
довольны. Если ты говоришь: «Я по‑настоящему счастлив», они изо всех сил
стараются сделать тебя несчастным. Всякий пинает тебя и старается доказать, что
ты не можешь быть счастливым. «Рядом со мной ты не можешь быть счастливым».

С.: Фантом, который хочет избавиться…

К.: От веселья?

С.: Избавиться от страдания. Он не в силах
избавиться. Но он все равно пытается.

К.: Веселый простак становится грустным простаком. И
как грустный простак, он ищет выход. Сначала он начинает как веселый простак. И
тогда это вполне весело. Но потом он становится грустным, поскольку ему
становится скучно. И тогда он становится грустным простаком. И тогда он делает
грустный рассказ (sad‑ana). Садхану. Потому что он хочет вернуться к
ананде

[47].

С.: И тогда они оба грустные. Том и Анна.

К.: Тогда они женятся и потом будут вечно
несчастными. Поэтому я предлагаю тебе делать счастливую ану. Мне нравится
счастливая ана.

С.: Вы говорите, что нет никакого моста между
фантомом, который не может найти выход, и Тем, что является фантомом, но не
нуждается в том, чтобы найти выход. Между ними нет никакого моста, верно?

К.: Фантому постоянно нужно находить выход из чего‑то.
Но это иллюзорное переживание. Это феноменальное переживание того, кто не
существует. И кто постоянно испытывает побуждение или страстное желание
избавиться от этого. Поскольку в любой момент, когда ты существуешь, ты
являешься относительным существованием, а относительное существование всегда
недостаточно хорошо. Так что в том относительном существовании тебе всегда
недостает Того, чем ты являешься. В любой момент «твоего» существования «тебе»
недостает Того, что является твоей природой.

С.: Так что это все равно что говорить – это в
любом случае то, что есть, это то, что не может не быть?

К.: Нет, То, чем ты не можешь не быть, никогда не
тоскует по самому Себе. А тому, чем ты себя воображаешь, всегда будет недоставать
самого Себя. И нет никакого моста. Поэтому нереальному всегда будет недоставать
Реального, а Реальному не может недоставать Реального, потому что Реальное даже
не знает никакого Реального. Так что Тому, что даже не знает Реального, никогда
не будет недоставать Реального. А то, что знает реальное, уже нереально,
поскольку только в нереальном есть кто‑то, у кого есть идея реального.
Только в нереальном есть тоска по Реальному. Поскольку Реальное, которое всегда
реально, никогда не тоскует по Реальному, так как нет никакой идеи реального
или нереального. И между ними нет никакого моста.

Нереальное всегда будет нереальным. А Реальное – Реальным.
Но Реальному не нужно становиться Реальным, а нереальное всегда хочет стать
реальным. Такова природа нереального. Поскольку быть нереальным невыносимо.
Поэтому сознание пытается знать сознание, поскольку сознание уже нереально.
Выхода нет.

Это очень легко. Реальное легко, поскольку нет ничего легче,
чем быть Тем, что ты есть. Но абсолютно невозможно становиться Тем. Как только
ты пытаешься становиться Тем, ты – тот, кто это утратил. Поскольку ты только
подтверждаешь, что есть тот, кому нужно быть реальным. Тот, кому нужно быть
реальным, никогда не будет реальным.

Сомнительное существование всегда из‑за сомнительного
существования будет сомневаться в себе и, сомневаясь в себе, пытаться
избавиться от сомнения. И, пытаясь избавиться от сомнения, будет пытаться стать
реальным или знающим, чем оно является. Поскольку То, чем оно было бы, не было
бы сомнительным. Но, пытаясь становиться, это всегда будет сомнительной
попыткой. Это продолжается и продолжается. Никогда не кончающаяся история.

Это все равно как Шива создает собственный кукольный домик
и, играя с куклами, Он сам становится куклой. А потом, пытаясь не быть куклой,
Он остается куклой. И такова природа Шивы, становящегося дживой. Играя с самим
Собой. Создавая образы самого Себя, и спустя короткое время Он верит в Свой
собственный образ. Так что Он даже не может винить кого‑то еще. Он
достаточно глуп, чтобы играть с самим Собой. А потом невозможно пытаться выйти
из игры, потому что она Ему наскучила. Поскольку Он никогда не был в игре.

Эта ловушка такая абсолютная. Ловушка, что Ты влюбляешься в
самого Себя. Ты становишься любящим и Ты создаешь своего возлюбленного. А потом
Ты играешь со своим возлюбленным, со своим возлюбленным «я», со своей
возлюбленной самостью. Тогда есть «я», я сам и Я, и Ты играешь с этим. И спустя
какое‑то время забываешь, что это только игра, что Ты создал игру, что
это просто энергичный танец с самим Собой. И тогда он становится реальным. И
тогда это становится скучным, поскольку в действительности это фальшивая
реальность. Так как Ты это видишь, она Тебя не удовлетворяет. И тогда Ты хочешь
избавиться от нее, но как только Ты пытаешься от нее избавиться, Ты
подтверждаешь, что в ней кто‑то есть. И потом пытаешься из нее выбраться,
это никогда не кончается. Никогда не кончающаяся история сознания, пытающегося
избавиться от сознания. Фантастика. Игра пытается избавиться от игры. Шива
пытается стать Шивой. И это невозможно. Самость никогда не станет Самостью. Ни
в каком относительном существовании. Но Она пытается, и пытается, и пытается.
Так что исследование никогда не прекратится. Поскольку в любой момент, когда ты
не являешься Тем, что ты есть, ты от этого страдаешь. Есть «я» в страдании
тоски по тому, чем оно является. Но чем больше «я» хочет становиться тем, что
не является «я», оно подтверждает, что есть «я», которому нужно, чтобы «я» не
было. Это такая совершенная ловушка. Столь абсолютно совершенная ловушка. И Ты
не можешь избежать снова и снова попадать в эту ловушку. Поскольку Ты – ловец,
ловля и то, что ловится. Поэтому Ты не можешь не влюбляться в Себя снова, и
снова, и снова. И во всем этом снова и снова нечего получать или терять. И снова,
и снова, и снова это не делает Тебя больше или меньше, как бы это ни было. Ты
не больше и не меньше являешься Тем. И нет никакого выхода. И Ты не можешь
отделаться от того, что ты есть. И, осознавая Себя, ты снова, и снова, и снова
влюбляешься в Себя без всякого перерыва. Каждый момент – это еще одна
влюбленность в следующий. Этот любовный роман с самим Собой – никогда не
кончающаяся история. Потому что в этом любовном романе Ты реализуешь самого
Себя. Ты навсегда пропал. Это называется покоем. И в этом нет никакой надежды,
что Ты когда‑нибудь сможешь избавиться от самого Себя. Выхода нет. Так
что успокойся.

С.: Мы живем жизнью одних лишь понятий.

К.: Ты переживаешь Себя во всех возможных понятиях.
Но То, что переживает Себя во всех понятиях, никогда нельзя переживать. И ты
прав, ты можешь переживать себя только в понятиях. Поскольку То, что переживает
себя во всех возможных понятиях, никогда не может переживаться. Но ты не можешь
это остановить.

С.: Ты не можешь это остановить, но это не должно
делать тебя несчастным.

К.: Как можно страдать в отношении самого Себя? Вот в
чем вопрос. Только идея, что есть другие, что ты и то, что ты переживаешь,
различны, что ты – любящий, который отличается от возлюбленного, – вот в
чем страдание. Но будучи Тем, что ты есть, которое есть страдающий, страдание и
то, о чем он может страдать, любящий, любовь и возлюбленный, – где же тут
страдание? Просто быть Тем, чем ты не можешь не быть, это абсолютный конец
всякой идеи двух. А когда нет двух, как Ты можешь страдать о Себе? Страдание
есть только потому, что ты надеешься, что это все однажды кончится. Это
страдание. Что ты можешь себя уничтожить чем‑то, что ты делаешь. Что ты
конечен. Что у тебя есть счастливый конец. Особая идея, что будет счастливый
конец. Из‑за этого ты страдаешь. Даже идея конца – это страдание.
Страдалец начинается с идеи начала. А идея конца делает начало реальным. Если
есть реальность начала, то есть реальность конца, и это уже страдание. Так что
идея счастливого конца подтверждает, что было начало. А там, где есть начало,
есть страдание. Фантастика. Что за ловушка. Эта проклятая идея просветления.
Счастливый конец. И то переживание, что ты будешь счастливым всегда и вечно. Ха‑ха‑ха.

Это невероятно. Идея счастья, особенно счастливого конца,
создает все несчастливые начала. Все то проклятое страдание. Все, что проклято,
все, что имеет кровь в своем чем бы то ни было, – это чертово страдание

[48]. Но, несомненно, не жизнь.
Потому что жизни не нужна никакая кровь, чтобы быть жизнью. А то, чему нужна
кровь, чтобы быть живым, – это чертово страдание. Так что теперь оно у
тебя есть. Твое драгоценное тело. Экхарт Толле называет это «телом боли». Ты
платишь каждый день. Это доходное тело.

С.: Тело боли – это хорошая тема для фантома. Это
действительно работает. Это удачная тема.

К.: Да, старание избежать боли. Медитация подобна
болеутоляющей пилюле. Ты закрываешь глаза, и «меня здесь нет, меня здесь нет».
«У меня нет тела, у меня нет тела». Или «я вхожу в боль, я вхожу в боль».
«Никакой боли нет, никакой боли нет». «Я не обращаю внимания, я не обращаю
внимания». «Боли нет, боли нет, боли нет». Все это делали! Я обращаюсь только к
специалистам. Они здесь все специалисты.

С.: Наблюдать боль.

К.: Наблюдать боль. «Пусть боль проходит». «Оставайся
свидетелем». «Будь экраном, а не проекциями». «Экран не может страдать о
проекциях». «Поэтому будь свидетелем, а не тем, что можно свидетельствовать».
Все эти фантастические техники и концепции. Вы пробовали их все. И посмотрите,
где вы! Слушая этого парня! Ха‑ха‑ха. Посмотрите, с кем я говорю!
Все специалисты.

С.: Мы все в клубе.

К.: Мы все встречаемся в клубе культа трудного. Очень
легко вступать в этот клуб. Очень легко быть трудным. Трудное всегда есть. Для
этого не нужно работать. Невозможно быть легким. Но трудно не пытаться.

С.: Теперь я больше не верю в просветление, и я не
знаю, чего я должен хотеть! Вы его просто уничтожили.

К.: Это то, за чем вы сюда приходите, чтобы бросить
эту проклятую идею просветления. Поскольку кому нужно быть просветленным?

С.: Но теперь мне нечего делать.

К.: Вот видите, теперь ей нечего делать. Теперь она
жалуется! «Что я теперь буду делать? Скажите мне». Поскольку просветление – это
всегда как хорошее развлекательное шоу.

Вы можете сидеть в Тируваннамалае, пить чай и говорить со
своим соседом о просветлении, о хороших учителях и плохих учителях, и куда вы
ездили, и что есть истина, и Рамана то‑то, и Рамана говорил… Только
потому, что у вас есть эта идея просветления. А теперь вы думаете, что даже не
можете там сидеть? Быть может, вы все еще можете там сидеть. Представьте себе!

С.: Мне не интересно.

К.: Но это все еще слишком много интереса – «Мне не
интересно».

С.: Вы говорили, что есть некоторые люди, которые
медитируют годами, и смотрите, куда это вас приводит, вы все еще здесь. Но люди
слушают это много лет, и они все еще здесь. Так в чем была бы разница?

К.: Разницы нет. Это то, на что я указывал.

С.: Так что нет абсолютно никакой разницы?

К.: Что бы ты ни делал или не делал, медитируешь ты
или не медитируешь, если даже ты сидишь здесь тысячу лет, это не имеет никакого
значения для Того, чем ты являешься. Вам все равно приходится здесь сидеть.

С.: Так что не имеет значения, сидишь ли ты здесь
или дома?

К.: Нет, ты не можешь. Когда ты сидишь здесь, ты
сидишь здесь и не можешь сидеть там.

С.: Или ты сидишь там.

К.: Тогда иди. И пробуй. Где бы ты ни был, Ты есть.
Тогда просто будь где ты есть.

С.: И между тем и другим нет никакой разницы?

К.: Разница есть, но она не имеет значения. Поэтому
есть разница, сидишь ли ты здесь или не сидишь, медитируешь или не медитируешь.
Но она не имеет значения. Вот и все. И если тебе все равно приходится здесь
сидеть, ты лучше получай от этого удовольствие, если это в любом случае не
имеет никакого значения. Это вполне безмятежно. Ты пришел сюда, думая, что это,
возможно, имеет значение. Но потом ты здесь сидишь и, возможно, видишь, что это
не имеет значения. Но даже это не имеет значения. Так что делать?

С.: Все наши священные писания говорят, что
следует идти за пределы слов. Слова – это только инструмент для передачи.

К.: Ты должен быть, несмотря на слова. Поскольку Ты
уже есть, несмотря на слова. Так что Ты можешь наслаждаться пустотой слов,
поскольку слова не могут ничего давать или отнимать от Того, чем ты являешься.
В этом развлечение или забава со словами. Они такие пустые потому, что не могут
Тебя изменять. Они не могут ничего давать, они не могут ничего отнимать. Они
есть просто для развлечения или забавы. Называй это как угодно. Пустота слов,
то, что они ничего не могут с Тобой делать, – в этом красота слов. И это
выходит за пределы слов, поскольку выход за их пределы – это не ожидание от
слов чего бы то ни было. И вот почему это – медитация слов, само говорение
является медитацией. Потому что в этом говорении нет никакого ожидания или намерения
что‑то из него получать. Поэтому все присутствие «Я есть» – Я‑естьность
– это все развлечение. Нет никакого ожидания и никакого намерения, что
посредством чего бы то ни было происходящего, понимания или непонимания, Ты
можешь становиться больше или меньше, чем Ты есть. И это – природа медитации.
Но сколько бы ты ни сидел для специальной медитации, ожидая что‑то из
этого получить, это, несомненно, не медитация. Это работа. Работа ради выгоды.
Старание получить безмятежный ум – это работа ради безмятежного ума. И я не
называю это медитацией. Это становится личной медитацией с намерением. И тогда
ты – тяжко трудящееся «я». И тогда ты хочешь что‑то от этого получить.

С.: Меди‑напряжение!

К.: Да. Доктор мед. Медицина.

С.: Вы говорили, что медитация – это деяние. Это
не так.

К.: Когда есть кто‑то, ожидающий чего‑то
от медитации.

С.: Не ожидающий чего‑то от этого.

К.: Но я тебе говорю, тот, кто сидит по два часа в
день и пытается медитировать, чтобы успокаивать ум, кое‑чего ожидает от
этого.

С.: Но тогда это неправильная медитация.

К.: Всегда, когда есть медитирующий, это неправильно.

С.: Нет, поскольку тогда есть эго…

К.: Нет, никакого «тогда» нет. Медитирующий означает
неправильность, ложь!

С.: Так что я здесь тоже ложный.

К.: Если бы Я говорил с кем‑то сидящим здесь, и
у Меня было бы намерение учить «тебя» чему‑то, или чтобы «ты» чему‑то
учился, это было бы неправильно. Но Я просто забиваю Тебя словами и не ожидаю,
чтобы что‑нибудь случилось.

С.: Тщетно.

К.: Ты понимаешь. Вот почему я заговариваю тебя до
смерти. Поэтому меня не интересует, чтобы ты здесь нечто получал. Или что‑то
уносил с собой, когда уходишь.

С.: Потому что получение было бы на уровне
фантома.

К.: То, чем ты можешь обладать, – дерьмо. Ты
можешь обладать только дерьмом. Пониманием нельзя обладать. Понимание – твоя
Природа. Поэтому ты не можешь брать его с собой. Ты не можешь его иметь. И ты
не можешь его повторять. Так что я говорю с тем, кто является обладателем, я
могу заговаривать до смерти, и тогда есть Понимание по Природе. Но это не то
понимание, на которое ты можешь претендовать, которое является «твоим». Это
просто То, чем ты являешься, которое есть само Существование. Так что нет нужды
его брать, или иметь, или сохранять. Но как только ты выходишь (отсюда), ты
снова хочешь его иметь. Поскольку ты стараешься вспомнить «что там
происходило». И тогда ты снова вернулся к тому владению. Неизбежно. Поэтому я
стараюсь на какое‑то время заговаривать тебя до смерти. И тогда есть это
пресловутое отсутствие. А потом «ты» возвращаешься, а потом возвращаешься в
бизнес. Потому что как только ты хочешь кому‑то рассказать, что здесь
происходило, и хочешь вспомнить, тогда ты в беде. Тогда ты делаешь это
понятием. Тогда ты делаешь это учением. И тогда из живых слов получаются
мертвые слова.

С.: Тот, кто осознает «Я – фантом», пребывает в
неведении?

К.: Если Ты осознаешь‑реализуешь самого Себя,
если Ты переживаешь самого Себя, то Ты переживаешь Себя в абсолютном неведении.
А если Ты не переживаешь самого Себя, то Ты переживаешь Себя в абсолютном
Знании, Которое – отсутствие всякого присутствия кого бы то ни было, кто знает
или не знает, существует он или не существует. Но как только Ты переживаешь
Себя как существование, Ты переживаешь Себя в неведении.

С.: Но тот, кто думает: «Я понял фантома»?

К.: Это Абсолютное, становящееся относительным в
относительном понимании. Поэтому заявляя, что ты понял, ты становишься
относительно глупым. А быть относительно глупым обидно, это страдание. Но быть
абсолютно глупым, кого это волнует? Обидно только бытие относительным,
относительное знание или относительная глупость, относительное неведение.
Относительное к чему‑то другому. Но быть абсолютно глупым, абсолютно
несведущим, это весело.

С.: Потому что нет никого?

К.: Нет никого, кто мог бы страдать из‑за чего
бы то ни было. Но в относительном всегда есть обладатель, который отличается от
чего‑то еще. И ты страдаешь от этого различия, от бытия относительным к
чему‑то другому.

С.: Ты не можешь не быть относительным.

К.: Нет, ты не можешь не переживать себя
относительным, но посредством переживания себя как относительного Ты не
становишься относительным. Ты по‑прежнему абсолютен. Но в любой момент,
когда Ты относителен и относительное – это твоя истинная реальность, Ты
становишься этим маленьким дживой. А джива тоскует по Шиве. И «я» тоскует по
Тому, что оно есть. Это песня «я». «Я» поет: «Бедный я, бедный я, бедный я».
Это песня тоски. Это как когда ты поешь бхаджаны и песнопения, «я» поет, как
будто ты идешь через темный лес. И тогда ты скандируешь и поешь вместе с
людьми, поскольку боишься быть один. Ты поешь вместе так, что больше не
боишься. Так что Ты делаешь Себя относительным и маленьким, поскольку тебе
приходится преодолевать некоторый страх посредством пения Богу или прославления
Господа или чего‑то. Это делает Тебя маленьким.

С.: Это Существование – то, что называют Богом?
Что такое Бог? Само Существование?

К.: Бог – это идея. Как только ты произносишь «Бог»,
Бог становится идеей. Как только ты произносишь «Существование», Существование
– это идея. Как только ты говоришь «Реальность», Реальность становится идеей.
Все, что ты произносишь – идеи. Ложное. Но попробуй этого не делать. Все ложно,
произнесенное или непроизнесенное. Но чтобы могло быть произнесение или
непроизнесение, должно быть непроизносимое, абсолютный Произносящий, То, что
никогда не может произноситься, как То, что оно есть, должно быть То, чем ты
являешься. Поэтому само произнесение глупо. Абсолютно глупо говорить о Том, чем
ты являешься, или обсуждать Его. Это действительно отвратительно. Но не делать
этого так же отвратительно, как это обсуждать.

Так что говори или не говори, это не делает Тебя больше или
меньше, вот и все. Говорение глупо. Но ты не можешь ничего с этим поделать. Не
говорить было бы лучше. Но для кого? Только если бы это имело значение. Так что
почему бы не говорить то, что может быть сказано? Кого это волнует? Если в
любом случае ничего не может ничего изменять. Что за проблема с проблемами?

С.: Теория относительности Эйнштейна.

К.: Эйнштейн. Он верил, что Бог не играет в кости,
что был план. Поэтому он думал, что есть кто‑то, кто знает, что Он
делает. И это было действительно глупо. Вообрази, что был бы Бог, знающий, что
Он делает. Что это был бы за глупый Бог? Если бы Он знал, что Он делает,
создавая весь этот кавардак!

С.: Бог не играет в случайные игры.

К.: По мне, это все игра в кости. Посмотрим, что
выходит дальше. Как рулетка. У Бога нет никакого намерения. Если Бог есть. И
нет никакого различения хорошего и плохого. Так что как у Него может быть чего‑то,
или направление? У Бога нет направления. Или эрекции

[49].
То, у чего может быть эрекция, – это уже относительный лингам.

С.: Никакого разума нет?

К.: Разум уже глуп. Разум глуп по природе. Разум!
Даже слово «разум» глупо.

С.: Я имел в виду что Бог – это разумный замысел.

К.: Нет. Как он может быть разумным, создавая вот
этого парня? Теперь действительно приходится в этом сомневаться. Каждое утро,
глядя в зеркало, ты знаешь, что Бог глуп. Как Он мог создать такое? Это
невозможно. Не намеренно. Если Он ничего не может с этим сделать, ладно,
простим. Но если бы у Него был разум – будь осторожен.

С.: Что это такое – эти «я», я сам и Я?

К.: Ты всегда перемещаешься между этими тремя
уровнями. Весь день Ты переключаешься между «я», я сам и Я. Когда есть «я»,
это вроде расстройства, беспорядка. Когда есть «я сам», это просто как
пространство, Дух. А когда есть Я, то есть только свидетель. Ничего не
происходит. И каждый день Ты в большей или меньшей степени перемещаешься между
этими точками отсчета. И если ты более чем на 5, 6 или 8 процентов находишься в
«я», то ты уже кончаешь в сумасшедшем доме. Тело не может этого выдерживать, и
ты погибнешь. Тебе нужно уравновешивать его в этой психологической драме. Так
что если бы ты естественным образом не переключался каждый день, переходя к «я
сам», к Я‑естьности, а потом даже большую часть времени к Я, просто
будучи там, даже не зная, что ты там, ты бы даже не мог этого выдержать. Тело
было бы просто полностью больным. И если люди намного больше пребывают в этом
«я» и в этом расстройстве, тело естественно проявляется в болезнях. Посмотри на
психиатрические больницы, там все эти сумасшедшие люди, которые просто временно
разрушают свои «я». Они утрачивают свои «я», утрачивают свою личность. И тогда
врачи, которые там работают, стараются снова приводить их в порядок. Возвращая
их и говоря, и говоря, и говоря, пока «я» не возвращается. Фантастика. И все
лекарства.

С.: Тогда у врача это получается.

К.: Врач получает деньги, да. Врачу, несомненно,
самому нужен врач. Врач – часть пациентов. Абсолютно.

С.: Когда что‑то вроде того, что происходило
с Раманой, случается в западном обществе…

К.: Что‑то, происходившее с Раманой?

С.: Да.

К.: Ты заходишь слишком далеко.

С.: Как мне сказать…

К.: Ты имеешь в виду, когда человек, вроде Раманы,
сидящий 15 лет в пещере, и его едят черви – возможно, они бы просто надели на
него смирительную рубашку и посадили в сумасшедший дом?

С.: Да.

К.: А в Тируваннамалае они создают вокруг него ашрам.

С.: Да. Как будто это не может случаться в
западном обществе.

К.: Нет, это может случаться. Франциск Ассизский был
полностью безумным, а потом он стал самым святым человеком в Италии. Это может
случаться и на Западе. Но между помещением кого‑то в сумасшедший дом и
превращением его в святого очень тонкая граница. Книги Ватикана полны людей,
которые сходили с ума от Бога. И входили в божественное безумие. Это традиция
западного мира, как и в Индии. Разница невелика.

С.: Но я думаю, есть какая‑то разница между
теми, кто действительно сходил с ума и теми, кто действительно понимал.

К.: Рамана сошел с ума. Безумная мудрость. Это –
Знание. Знание – это безумная мудрость, в нем нет никакой структуры.

С.: Но есть разница. Я не имею в виду – в нем.
Между Раманой и Франциском Ассизским и кем‑то, у кого психотические
переживания.

К.: Вроде тебя?

С.: Нет, не вроде меня.

К.: Ты говорил о событиях блаженства. Это все
психотическое. Все твои переживания самадхи – психотические. Даже сидение здесь
сейчас является психотическим.

Верить, что у Тебя есть тело, – это психоз. Ты – в
сумасшедшем доме! А где же ты еще, как думаешь? Все это психотическое. Верить,
что Ты родился. Что есть более психотическое? Это безумная идея – верить, что
Ты родился! И это делает Тебя частью этого сумасшедшего дома, заключенным безумных
идей. Так с кем ты говоришь? Как ты думаешь, кто ты? Ты считаешь себя
нормальной?

С.: Да. Нет.

К.: Ты здесь в хорошей компании.

С.: В самом деле?

К.: Безумие – твое поприще. Это все безумно. Даже
просыпаться утром – безумие. И иметь переживание тела – это психотическое
переживание. Должна быть психика, душа. Атман – это основная душа,
переживающий, который переживает самого себя как что‑то, и это уже
психотическое. Когда Бог знает самого Себя, Он создает Свой собственный
сумасшедший дом. Вся Вселенная – сумасшедший дом. Политики – это самые худшие
случаи. А врачи – самые больные.

С.: Рамана не был психотиком.

К.: Конечно, он был психотиком. Он называл это: «Я
переживаю болезнь». Это психотическое переживание обладания телом.

С.: Но…

К.: Нет никакого «но». Почему ты повторяешь его, не
зная, что он говорил?

С.: Я не повторяю его, я говорю сама.

К.: Ты не говоришь сама. Ты делаешь чертова Раману
особенным, вот и все. Ты делаешь его бананом.

С.: Его?

К.: Да. Ты делаешь Раману бананом для обезьяньего
ума, который думает, что Рамана был лучше, чем кто‑то другой.

С.: Я так не думаю.

К.: Ты просто это делала. Ты говорила, что в случае
Раманы это было иначе.

С.: Нет. Потому что вы постоянно меня обрываете до
того, как я закончу фразу.

К.: Вообрази, я бы тебя не обрывал! Мы бы сидели
здесь вечно. С самой первой ночи она произносит речи!

С.: То, что на Западе…

К.: Почему ты всегда проводишь эти различия между
Западом и Востоком и тра‑ля‑ля? Потому что ты где‑то это
читала и теперь повторяешь, вот и все.

С.: Вы так думаете?

К.: Конечно, Может быть, я даже могу сказать тебе, в
какой книге и на какой странице. Возможно, я тоже ее читал. Каждый это где‑то
читает и потом повторяет, а кто‑то это снова записывает – Запад такой‑то,
а Восток – такой‑то, и бла‑бла‑бла. О Господи! А потом: «Я
лучше поеду на Восток, потому что на Западе мне не нравится…» Фантастика! Еще
какие‑то вопросы о Западе и Востоке?

С.: Вы говорили, что думать, будто у тебя есть
тело,
 – это психотично.

К.: Да.

С.: Так что вы полностью отрицаете тело?

К.: Нет. Но у меня нет тела.

С.: Но если теперь вас собьет автобус

К.: У меня есть переживание тела. Но это не мое тело.

С.: Тогда чье же оно?

К.: Я не знаю. Сознания или чего‑то там. Почему
Меня должно беспокоить, чье это тело? Оно ко Мне пришло и однажды уйдет. Так
как насчет этого тела? Оно Мне не принадлежит.

С.: Так что вы не привязываетесь к телу но вы не
отрицаете тело?

К.: Я ни привязываюсь, ни не привязываюсь. Это просто
преходящее переживание. Поэтому это не То, чем я являюсь. В этом нет никакого
владения. Это так же, как солнце встает, солнце садится, и я не заявляю, что
солнце – мое. Это не мое солнце.

С.: Но вы все равно заботитесь о теле. Вы его
кормите…

К.: Я его не кормлю. Оно само о себе заботится. Я
хочу оставаться в постели, а мое тело хочет идти в туалет, и оно всегда
побеждает. Это не я. Я хочу оставаться в постели. Так кто правит? И кто
заботится? Заботится тело. Так пусть тело заботится. Оно лучше знает, что
делать с этим телом. Почему я должен о нем заботиться?

С.: Предположим, у меня больное сердце, мне нужно
гулять.

К.: У тебя больное сердце?

С.: Нет, не у меня. Предположим, кто‑то еще
должен гулять по соображениям здоровья?

К.: Почему я должен беспокоиться о ком‑то еще?

С.: Я не говорю, что вы должны беспокоиться. Я
задаю вопрос.

К.: Ты не задаешь вопрос. Ты хочешь делать из меня
опекуна. Чтобы меня беспокоило, беспокоится кто‑то или не беспокоится.
Должно ли меня беспокоить, все равно тебе или не все равно?

С.: Нет, но поскольку вы говорили, что тело

К.: Я только сказал, что это преходящее переживание.
Оно пришло, однажды его не будет. Но оно не делает Тебя больше или меньше. Так
что пока оно есть, оно есть. Это никого не беспокоит.

С.: Но вы его не отрицаете?

К.: Нет, безусловно нет. Когда оно есть, оно есть. Но
оно не делает Меня больше или меньше. Когда оно есть, хорошо, когда его нет,
это тоже нормально. Почему я должен отрицать то, чего нет? Сперва мне нужно
находить тело, чтобы говорить, что его нет. А когда я нахожу тело, то уже
слишком поздно. И я не торгуюсь с моим телом. Поскольку знаю, что тело
выигрывает.

С.: Так что вы не можете заботиться о теле?

К.: Тело само о себе заботится. В теле есть гораздо
больше знания, чем когда‑либо могло бы быть у меня.

Если ты просто не вмешиваешься, все хорошо. Как только ты
вмешиваешься, ты болен. Поскольку тогда ты всегда находишь что‑то
неправильное. Поскольку твои уши слишком длинные, или твой нос слишком широкий,
или это слишком коротко – как только ты на это смотришь, ты находишь что‑то
неправильное. Тогда тебе нужна косметика или приходится бриться, тогда ты
действительно должен работать. Но ты ничего не можешь с этим поделать. Как
только ты смотришь в зеркало, ты что‑нибудь делаешь. Естественным
образом. Строишь гримасы. Ты с этим играешь. Это как кукла, с которой ты
некоторое время играешь. И куклы однажды не будет. Так что наслаждайся игрой,
но не жди, что отсутствие тела делает Тебя отсутствующим. Ты есть в присутствии
и Ты есть в отсутствие этого тела. Ты есть в присутствии и в отсутствие Вселенной.
Так зачем Тебе интересоваться, как это так? Ты какое‑то время играешь с
этим, а потом игра кончается, а потом игра продолжается по‑другому. Так
что все это не столь важно. Вот почему когда у Раманы был рак: ладно. У тела
рак, так что? Делать что‑то или не делать. Так что пусть врачи делают то,
что они делают или не делают. Но ты не можешь решать, случается это или не
случается, беспокоит это тебя или нет.

С.: Что происходит, когда тело умирает?

К.: Как я говорил, сперва тебе нужно найти тело,
чтобы тело могло умереть. Если спросить физиков, они говорят – а где тело? Это
просто скопление энергии, проявляющееся как тело. Но ты не можешь находить
тело. Ты находишь только энергоинформационную систему, которую называешь телом.
Но как она может умирать? Разве она когда‑то появлялась? Энергия
воспринимает информацию, и тогда информация становится чем‑то еще. Но
энергия не приходит и не уходит. Так что приходит, что уходит? Энергия, всегда
принимающая другую форму. Однако то, что является формой, всегда преходяще. Но
То, что принимает форму, показывая себя, никогда не будет известно и никогда не
будет показывать себя как То, чем оно является. Оно всегда показывает себя в
чем‑то другом. Но Оно никогда не будет показывать себя как То, что оно
есть. Поэтому Оно всегда будет разным, но разве это имеет значение? Нет. Тело
или не тело. Кто угодно. Ладно, мои дорогие тела.