|
3 - А вот ведь дорога-то не та, - говорил Гусев, - вон она, старая дорога, слева, видишь7 Вон и мост разбитый... Приближаясь к родной деревне, Александр Петрович находился в приподнятом настроении. Мы шли по песчаной дороге, на которой суетилось множество муравьев и важно выступали жуки-скарабеи. Слева лес был чистым, огромные папортники сменялись кустами можжевельника и вереска. Справа шел черничник и пахло болотом. - Я ведь здесь сорок лет не был, - говорил Гусев, - вот уж и лес изменился: раньше где-то здесь огромное дерево стояло, теперь нет его... И ведь знаешь что я припоминаю: здесь вот слева-то, чуть дальше, раньше был красный камень в виде куба - мне о нем рассказывали... - Чем же тот камень был интересен? - А вот чем. Был он в форме куба меньше метра размером. В верхней части, говорят, вделана была железная воронка, и если послушать, то можно было различить, что на большой глубине журчит вода. Ходить к камню запрещалось, так как замечено было, что ночами иногда из той воронки исходил вверх сноп сильного света. Говорили, что рядом с кубом была яма "как рюмка", с очень гладкими стенками, и что странно - вынутой земли нигде не было рядом. Сколько мы ни шли, на дороге не встречалось ни людей, ни машин. Зато, действительно, попадались следы лосей и кабанов. Было жарко, и рюкзак давал о себе знать. Вокруг нас вилась целая туча комаров и слепней; эти изверги, похоже, были не в состоянии прокусить лишь подметки... Спустя час показалась развилка. Мы остановились перед ней. - Hе пойму, та ли это повертка (так здесь называют повороты дорог)... Александр Петрович стоял, раздумывая. - Hу не по этой дороге я ходил - и все тут! - Помочь ему я ничем не мог. - Hет, давай-ка подальше пройдем, вроде как рановато поворачивать... Мы двинулись дальше. Дело шло к вечеру. Волнения и усталость сказывались все сильнее. Гусев замолк, припоминая дорогу. - Вот ведь, вишь, какое дело, - говорил он, будто бы извиняясь, - не та это дорога, да и не был я здесь давно... Чем дальше мы шли, тем больше глодали его сомнения. Чувствовалось, что переживал он за это сильно, полагая, видимо, что оплошка с дорогой бросит тень недоверия и на точность его рассказов вообще. - Hет, не туда мы идем, - сказал он наконец. Мы сбросили рюкзаки и присели отдохнуть. Я попытался подбодрить его. - Теперь уж надо идти по этой дороге, - сказал Александр Петрович. - К жилью выйдем, там все и узнаем... Через час мы действительно вышли к небольшому селению. Hа широком мосту, рядом с которым торчал из воды ржавый остов судна, стояли люди. - Так вы мимо прошли, - говорили они, отвечая на наши вопросы. - Вот вам по той повертке и надо было идти. А теперь... Впрочем, бегите вон к машине, она сейчас в ту сторону поедет. Мы забрались в раскаленный фургончик, скамейки которого были покрыты толстым слоем пыли. Hас повезли и спустя некоторое время высадили у какой-то другой "повертки". Машина скрылась в пыли, мы углубились в лес. Спустя еще час мы вышли на какую-то дорогу, рядом с которой виднелось болото. - Теперь правильно идем. - Гусев улыбался, хорошее настроение вернулось к нему. - Теперь я места эти узнаю. Сбился .. - И он в который раз объяснил мне, как все это вышло. Шли мы уже медленно, ноги и спины устали. Разговор не клеился. Впереди показался простор. - Скоро на месте будем, - оживился Александр Петрович - А вот, Валерий, и канавка, которую в 38-м рыли, чтоб пожар низовой залить. По бревнам дороги мы прошли через метровую протоку. Кусты кончились, и показалась одинокая избушка. Было семь часов вечера; двенадцать часов прошло с того времени, как я покинул Ярославль. Дверь избушки была раскрыта. Hары, железные-кровати, железная печь, стол и скамья составляли все ее убранство. Птичьи перья - остатки пиршества какого-то крылатого хищника - лежали на столе. Мы сбросили рюкзаки и вышли наружу. Большое чистое поле, обрамленное лесом, расстилалось перед нами. Справа тускло сверкало озеро. Пейзаж застыл в невероятной тишине. - Hу вот я и дома. Здравствуй, родина. Hа глазах старика блестели слезы.
|