|
******* В коридоре послышался шум — звук шагов, крики, гомон. Мне показалось, что там человек семь или даже десять. Весь персонал отделения — врачи, медсестры, санитары. — Нет, и не уговаривайте меня! — кричала женщина, кажется, Зоя Петровна. — Все, пора ему делать электрошок. — Ну, может, подождем еще... Вдруг образумится, — причитала другая, чей голос был мне не знаком. — Процедуру надо было заказывать заранее... Мысль, что сейчас мои мозги «подогреют» электрошоком произвела на меня парализующее действие. Я задрожал. Они тут, действительно, пытки устраивают! И почему мне делать электрошок?! Кто дал им право?! Тут я все понял. Зоя Петровна — она и есть они... — И слушать ничего не хочу! — Зоя Петровна раздражалась все больше и больше. — Почему вы сами его не кормили?! Ну как это можно больным доверять?! Вчера с Дутовым делов наделали, сегодня с анорексиком нашим. Куда это годится?! Я с вами еще разберусь! Анорексия — это, когда люди ничего не едят. Да это же они Ване собрались электрошок делать! От этой мысли мне легче не стало. Теперь я перепугался за Ваню. Он только что произвел в моей душе настоящий переворот. Но сейчас его «вздернут», и он ничего не будет соображать. После электрошока люди становятся, как овощи. А мне нужно столько у него узнать! Сначала они Стаса забрали, как только он мне про ручку рассказал, а теперь и Ваню забирают. После всего... — Но, Зоя Петровна, не успеть все самим, — оправдывались голоса прочей медицинской публики. — Сами знаете, что сейчас с кадрами. Поувольнялись же все, дежурить некому... — Какая разница, что у нас проблемы с персоналом?! Вы должны выполнять свои обязанности! Я-то рассчитываю, что все делается, как положено. Вы старшая сестра на отделении. Если что-то назначено, оно — назначено! Хорошо сейчас мне Худяков ни с того ни с сего истерику выдал! А то как бы мы узнали, что все это наше кормление больных анорексией — фикция?! Сейчас у него кахексия начнется, и все — нам уже электрошок будет не провести. Вы же должны понимать, что это за процедура! Мы не можем ее ослабленным больным делать! А я-то думаю, что он все худеет и худеет... А оказывается, у нас его просто не кормят. Зонд для проформы вставляют! Дурдом! — А вы думали... — пошутил кто-то из санитаров. Все, забирайте, давайте. Электрошок и немедленно! Галдеж переместился в соседний изолятор. Загремела коляска. Ваню повезли на электрошок. — Следующим будешь ты, — сообщил мне коричневый. Голова у меня закружилась, и я, кажется, потерял сознание.
******* Э та ночь прошла ужасно. Меня тошнило и рвало съеденной за день пищей, а потом и просто желчью. От лекарств все тело одеревенело. Я слышал голоса, множество голосов — обвиняющих, оскорбляющих, обличающих, пугающих, пророчествующих. Со мной разговаривали они — те, кто хотят моей гибели, те, кто боится моей силы, те, из-за кого я не могу выполнить свою миссию. И всем заправляла «Зоя Петровна». Мне показывали чудовищные картины. Я видел, как Ваню истязают электрошоком. У него на голове специальный шлем, в который вмонтированы электроды. Его руки и ноги затянуты ремнями в специальном кресле. Его тело бьется в судороге, глаза вылезают из орбит, изо рта идет пена. А он улыбается мне и говорит: «Ни один волос не упадет с твоей головы без Его воли». И я видел Бога. Бога, который допустил это. Бога, который создал этот мир, который я должен разрушить, потому что Он — БОГ — ошибся. Наш мир — это ошибка! И я спросил у него: «Где Твоя святость, Господи?!» И Он ответил мне: «Все предопределено. Мир не оправдал моих надежд. Это я дал ему свободу воли, и вот как он распорядился ею. Что ты спрашиваешь у Меня, где святость? Моя святость — позволить этому миру умереть!» Я видел Петра, который мучает сирых и убогих. Он называл их уродами. Я смотрел на это и понимал: это он себя ненавидит, ненавидя их. Он ничего не может изменить. Он приговорен к вечной муке. И он бы согласился умереть, чтобы прекратить ее. Но у него нет храбрости, которая есть у Вани. Он может только срывать свою злость на слабых — на тех, кто не может дать ему достойный отпор. Его сила — это сила бессилия. Но когда Остап и Худяков попытались убить Петра, я не позволил им. Смерть не изменит Петра. А если Петр не изменится, ничего не изменится. Потому что мир состоит из людей, и если ты хочешь изменить мир, ты должен менять людей. Убивать их — это не выход. Но как изменить людей, если они не хотят меняться? И чем Остап лучше Петра, и чем Худяков лучше Остапа. Они все повязаны своим бессилием. Это круговая порука. А потом ко мне пришел Диоген. Он держал в своей руке платок и повторял: «Ищу человека! Ищу человека!» И тогда я спросил Диогена: «А почему твой фонарь не светит?» «Потому что нет больше Света. Весь вышел», — ответил мне Диоген. «Куда же Он мог выйти?» — удивился я. «Он просто ушел!» — сказал Диоген и оставил меня с моими вопросами. «Но я — человек!» — кричал я вслед Диогену. «Но я тебя не нашел!» — звучало откуда-то сверху.
|