|
|
Мы шли по московским улицам к дому. Данила ввел меня в маленькую однокомнатную квартиру-хрущевку, которую снял на деньги вырученные от продажи своей питерской комнаты. «Это странная история», — сказал он. «Ты все делал правильно», — ответил ему я. Данила улыбнулся и предложил мне скромный ужин. Мы наскоро перекусили. Он заварил чай, разлил его по кружкам и продолжил рассказывать... В аэропорту объявили, что вылет нашего рейса откладывается на ближайшие двенадцать часов. Короче говоря, погода нелетная — отдыхайте, граждане! — Мы должны идти, — сказал ученик Ламы. — Ну куда мы пойдем, Агван? Погода нелетная. Поездом, что ли... — или куда-либо не хотелось категорически. Это не имеет значения. Мы должны найти способ, — ответил Агван. -Может, дождемся, когда начнут летать самолеты? — Погода не наладится, пока мы не найдем способа добраться до места как-то иначе. — Опять Мара не пущает? — я неловко пошутил. — Это не имеет значения, — с обычной для себя серьезностью ответил Агван. — Да что ты заладил! «Не имеет Значения», «не имеет значения»! Ерунда какая-то! — я рассердился. — А что имеет значение? — Твоя готовность, — ответил Агван, встал, вскинул на плечи котомку и пошел. — А... Черт бы тебя побрал! — я встал с кресла, изображая недовольное ворчание. — Где вас таких находят еще... Непонятно. — Не имеет значения! — маленький монах хитро улыбнулся. Мы прошли по аэропорту и оказались рядом с VIP-зоной. Нас остановил веселый крупный мужчина средних лет. Он был просто одет, держал в руке какие-то бумаги и, казалось, заговорил с нами с одной; лишь целью — как-то скоротать время: — Ребята, а вы куда собрались? — Нам в Иркутск надо. До Улан-Удэ — никак, а мы опаздываем, — ответил Агван. — И чего тут ищете — продолжил свой допрос незнакомец. — Частникам погода не указ. Так, может, чей-то самолет полетит? — Полетит, — ухмыльнулся мужчина. — А с кем можно переговорить? — А со мной и переговорите, — предложил незнакомец. — Нам очень надо в Иркутск. Важное дело, — Агван говорил с такой серьезностью, что я чуть было не рассмеялся. — Что за дело-то? — Я человека везу, ему надо до завтрашнего вечера в монастырь попасть. — Да, важное дело, нечего сказать! — расхохотался наш собеседник. — Важное, — серьезно ответил Агван. — Ну так поможете? — А чего не помочь, помогу, — согласился вдруг мужчина. Тут я решил вмешаться: — А вы уполномочены решать такой вопрос? — спросил я. — Отчего ж не уполномочен? Мой самолет. Кого хочу, того и вожу, — сказав это, незнакомец улыбнулся и подмигнул Агвану. — Вы, чувствуется, не местные. — Нет, не местные, мы из Питера, — ответил я. — Серьезно?! — он сделал вид, что ему это приятно слышать, мол, уважает. — А я-то думаю — чего не признаете? Или телевизора не смотрите. — А вы кто? — удивился я. — Я, дружок, хозяин Сибири, — ответил незнакомец. — Николаем зовут. А вас как? Мы представились. — Ну-ка, берите мои сумки, вон там. И давайте мигом на посадку, — скомандовал хозяин Сибири. Я в жизни не видел такого самолета! Маленький, аккуратный, изнутри весь отделанный кожей, с широкими удобными креслами и большим столом посередине салона. Николай сначала обсуждал какие-то вопросы со своими помощниками, потом просмотрел бумаги, отдал несколько распоряжений и обратился к нам: — Не боитесь лететь-то? Погода не ахти... — он сел напротив нас и с удовольствием посмотрел в иллюминатор. А любоваться было на что — мы летели над холмами, сплошь покрытыми лесом, над быстрыми реками и прозрачными озерами. Бескрайние просторы Сибири простирались, насколько хватало глаз. И весь этот российский Клондайк, как оказалось, принадлежал нашему новому знакомому. — Нам надо спешить, — ответил Агван. — Ну, с этим все понятно. Он буддийский монах. Будет уважаемым человеком. А ты будешь уважаемым человеком? — спросил Николай, обратившись ко мне. — Время покажет, — я уклонился от прямого ответа. — Будущее только следствие прошлого. Показывает то, что было, а не то, что будет, — сказал Николай и со странной усталостью посмотрел мне в глаза. — Ты кем работаешь-то? — Я не работаю сейчас. Как из армии пришел, так: и не работаю. Поучился, но все пустое. — А где служил? — нехотя спросил меня хозяин Сибири. — Да... В Чечне. — В Чечне?! Воевал?! Правда, не брешешь? — Николай словно ожил. — А что? — я же, напротив, напрягся; никогда не знаешь, чего от таких разговоров ждать. — Я в Афгане был, — сказал Николай, его лицо в один миг просветлело, морщины разгладились. — Интернационалист, значит. А я, получается, что националист, — мрачно пошутил я. — Да ладно тебе! Пехота? Артиллерия? — Спецназом звали. — Ну, брешешь... — он посмотрел на меня с недоверием. — Может, и брешу, а звать — звали. -Слушай, Данила, а давай я тебя к себе на работу возьму? — его предложение казалось искренним. — Охранником, что ли? Нет. Не хочу, спасибо. Не могу оружие в руках держать. Руки чешет. — Да не нужны мне охранники! Мне сообразительные люди нужны — молодые, перспективные, амбициозные. Ты посмотри, какая страна-то, сколько в ней всего, а управлять некому. Страдает земля без хозяев. Нужны ей хозяева, а взять негде. Положиться мне не на кого, понимаешь, Данила! Стержень потерял наш народ. Душа у него широкая, а силы нет. Духа ему не хватает. Поиздержался, Я тебе серьезно говорю. Давай ко мне в компаньоны! Я тебе сначала несколько месторождений выделю — будешь осваивать. Получится, так большим начальником сделаю. У меня и заводы есть бесхозные, и прииски заброшенные. Много дел надо делать, а рук не хватает. Все стоит, ждет тебя, Данила. Ты слушай меня! Большим человеком станешь, уважать себя будешь. А так — кто ты есть? Пустое место? Куда это годится? Зря ты, что ли, кровь проливал, зря товарищи твои погибли? Нет, брат, это нехорошо. Ты родину защищал, а теперь бери ее, осваивай. С автоматом наперевес бегать — дело нехитрое. А вот работать, жизнь налаживать — дело стоящее! Не робей, Данила. Соглашайся! Николай прямо горел, светился весь. И столько в нем было энергии, столько силы, столько желания! Это завораживало. Да я и сам чувствовал сейчас прилив внутренних сил. Военное братство — вещь особенная, ее не разъяснишь. Кто не знает, тот никогда не поймет. И вот вдруг передо мной могущественный человек, который чувствует так же, как и я, понимает жизнь так же, как ее понимаю я. И мне не нужно перед ним ни унижаться, ни юлить, ни создавать какое-то впечатление, ни объяснять что-то. Мы понимаем друг друга без слов, потому что у нас одно прошлое И сейчас оно делает наше будущее. Я представил себе, как буду, разрабатывать месторождения, руководить людьми, поднимать заброшенные производства, проводить большие проекты. У меня будет возможность реализовать себя, стать таким же сильным и уверенным в себе человеком, как Николай. И кому, как не мне, он может доверить свое дело? Ведь мы с ним одной крови, пережили то, что другим и не снилось. Я буду хозяином Сибири! Пусть и не таким, как Николай, но все же! От этой фантазии у меня даже голова закружилась. — Да ты смотри, смотри! — Николай тыкал пальцем в иллюминатор. — Тут же работы на целую жизнь — делай, не переделаешь. У меня конкурентов нет. Я тут главный, тут все мое! Но пока развитие стоит, буксуем. Люди нужны, а где их взять? А ты такой человек, как мне нужен, я по глазам вижу. Спецназ — он везде спецназ. Мы друг друга в беде не бросаем. — Не бросаем! — подтвердил я. — Ну так что, согласен? Ни о чем не беспокойся, все устрою, во всем помогу. Нуждаться не будешь, а сколько унесешь — все твое. Моим человеком станешь. Согласен? Давай! Приступишь к работе завтра! И учти, я таких предложений два раза не делаю. По рукам? — хозяин Сибири протянул мне свою большую квадратную ладонь. И только я принял его рукопожатие, как Агван, сидевший все это время рядом, взял меня за плечо и снова что-то быстро забормотал: — Ом Ман Падме Хум... Меня сжало со всех сторон. С бешеной скоростью я превращался в уменьшенную копию самого себя. И вдруг резкий звук, толчок, нестерпимая боль, и я превратился в сгусток энергии. Волной меня понесло вдоль сцепленных рук, через рукопожатие, и я оказался внутри моего собеседника. — Агван, что ты делаешь?! — закричал я. — Мара искушает тебя, Данила. Он хочет купить твое решение — властью, силой, деньгами. Ему нужно только одно — остановить тебя. Ты один стоишь у него на пути, и он искушает тебя. Больше ты не можешь видеть последствия своего решения, этот шанс ты уже использовал. Но тысячи людей во всех частях мира продолжают молиться о твоем выборе. И потому у тебя есть возможность взглянуть на этого человека изнутри. И это ты можешь сделать лишь однажды. Ты делаешь это теперь. Он сулит золотые горы, но каково сердце у владельца золотых гор? — Агван, я все понял! Не нужно! Оставь мне этот шанс! — закричал я. — Поздно, Данила. Теперь смотри... И я увидел сердце владельца золотых гор. Светлое пятно, которым оно было когда-то, теперь утопало в черных, растущих на глазах язвах. Оно покрылось темнотой и зачерствело. Свет уже не бился в нем, как прежде, а лишь слабо мерцал. Забота о деньгах, больших, чем ему были нужны, съели этого человека. Все его мысли, все его чувства, прежде светлые и свободные, были теперь розданы заботам о пустоте. Я видел, как он проводит совещание, — идет по заводским цехам, дает инструкции, куда-то едет, участвует в переговорах. Он смотрит отчеты своих подчиненных и с руганью кидает им их в лицо. Его просят о помощи, но он отказывает. Другим же он дает толстые пачки денег, и эти люди, ничего не говоря, убирают их в стол. Потом снова какие-то разговоры на повышенных тонах, угрозы и страх. Далее рестораны, казино, ночные клубы. Девушки, мечтающие о его деньгах. Лживые друзья, надеющиеся на совместный бизнес. Дорогие машины, дорогие костюмы, дорогая жизнь. А вот его дом — огромный, похожий на музей — пуст. Жена и дети живут за границей. Он разговаривает с ними во телефону — сухо и официально. Чуть позже недовольным голосом дает распоряжение о переводе каких-то денег. Глубокая ночь. Он сидит в большой темной комнате у не разожжённого камина. Белый порошок... Тьма. Все это я вижу словно бы внутренним взором, я смотрю на его сердце и вижу эти картины. Пустое, съеденное изнутри сердце. Когда-то в нем был свет, когда-то оно билось, и в этом биении звучало дыхание жизни. Это сердце умело чувствовать, оно хотело любить. «Иметь или быть?» — вот вопрос который стоял перед обладателем этого сердца много лет назад. Теперь он имеет все, и его нет. Видение пропало. — Ах, — я сжался от боли, высвободил руку из рукопожатия и схватился за грудь; казалось, будто бы раскаленный двадцатисантиметровый гвоздь вонзился в эту секунду мне в сердце. — Что с тобой?! Ты нездоров? — в глазах у Николая читалось недоумение. — Эй, как тебя там — Актай, Албан, Агван? Что ты с ним сделал?! Что это за молитва? — Он не может остаться с тобой, — спокойно ответил Агван. — Он должен ехать в монастырь. — Да, не могу, — прохрипел я, превозмогая чудовищную боль. — Мне надо ехать... — Сумасшедшие... Я потерял сознание. Когда очнулся, мы уже сидели в аэропорту Иркутска, в общем зале. Погода была ужасная, даже в здании слышался дождь. Он неистово хлестал по кровле, стучался в окна, тянул через двери промозглым ветром. Как только мы смогли приземлиться... — Данила, — позвал меня маленький монах. — Тебе лучше? Давай, держись, мы уже близко. Осталось совсем чуть-чуть. Мара теряет силы. У нас все получится! — А где Николай? — спросил я. — Уехал, — Агван печально улыбнулся. — Думаешь, ты ему нужен? Нет, Данила. Ему никто не нужен. Он сам себе не нужен. Да его и нет. Хотел все купить и все купил. Большая была душа, многое было дано. Но все зависит от выбора, а выбор есть всегда. — Куда мы теперь? — На вокзал. На поезде поедем. Погода только хуже становится, — Агван надел на свои плечи котомку и сделал мне знак, что надо идти.
|