|
|
Часть втораяСмеркалось. Было видно, что Данила устал. Все это время он говорил не останавливаясь, не поднимая на меня глаз, словно читал какую-то книгу. Мы вышли на улицу, направились к метро, спустились вниз по эскалатору и смешались с толпой. Тысячи людей сновали вокруг, и никому не было до нас дела. Сквозь шум мчащегося поезда я слушал рассказ о выборе человека, который не знал, между чем и чем ему выбирать. -Куда мы едем? — спросил я Агвана, когда мы сели в вагон метро. — Мы едем в аэропорт, — спокойно ответил ученик Ламы. — А-а-а, — протянул я. Странно, что я не стал тогда его спрашивать — почему мы едем в аэропорт, зачем мы едем в аэропорт. Видимо, он произнес это с такой уверенностью, что мой вопрос выглядел бы просто глупо. Мы добрались до аэропорта, вошли в здание. Агван попросил его подождать и пропал. Я сел в свободное кресло, вытянул ноги, скрестил руки, уронил голову и заснул. Я проснулся от пристального взгляда. Открыл один глаз и увидел его, Агвана — маленького, щуплого, в смешном монашеском балахоне, протягивающего мне билет. — Что это? — спросил я. — Билет до Улан-Удэ. Пойдем, уже объявили регистрации. — Что?! — только сейчас я понял, что мы не просто так приехали в аэропорт, не встречать кого-то, не выяснять что-либо, а лететь. — Восьмая стойка, — уточнил мальчик. — Пойдем. Не понимая, что я делаю и зачем, я молча повиновался. После регистрации на рейс я занервничал. У меня же ничего с собой нет, кроме надетых на меня брюк, рубашки и паспорта! Куда я еду?! Какого черта?! В кармане тридцать рублей, а я вылетаю в Улан-Удэ, о котором и слышал-то последний раз, наверное, в школе! Мой здравый смысл взял, наконец, верх: — Слушай, Агван, я никуда не поеду. Мальчик посмотрел на меня своими раскосыми глазами, потер бритую голову и ничего не ответил. — Агван, я, кажется, к тебе обращаюсь! — Если бы ты никуда не ехал, ты бы сейчас здесь не сидел, — отозвался Агван, невозмутимо перебирая содержимое своего рюкзака. — Эй, первоклассник с ранцем! Ты что, меня еще учить будешь?! Ты хоть понимаешь, где это — Улан-Удэ? — я намеренно исказил произношение слова «Улан-Удэ», чтобы как можно сильней обидеть своего спутника. — Конечно, я ведь там родился, — ответил Агван и пристально посмотрел на меня. — Черт! Так у нас что, вояж по памятным местам?! — Просто надо ехать, — смягчился Агван. — И чем быстрее мы будем ехать, тем лучше. Ты боишься того, что не должно тебя волновать. Сравни то, что ты делаешь, с тем, что тебя пугает. Разве не смешно? — сказал Агван и улыбнулся. — А чего смешного? И что я такое делаю, что можно лететь на край света без копья в кармане?! — его философия стала меня раздражать. — Ты сам знаешь, — ответил Агван и больше не произнес ни слова, несмотря на все мои последующие ремарки и деланные едкие замечания. Самолет принял нас на борт. Командир поздоровался с пассажирами по селекторной связи, напомнил, что летим мы в Улан-Удэ и что под нами будет десять тысяч метров, а погода в пункте прибытия — отменная. Девушки-стюардессы тут же продемонстрировали технику использования спасательных жилетов и проверили, как мы пристегнули ремни. Перед самым взлетом у меня снова был приступ паники, смешанной с раздражением и отчаянием. — Агван, все, я никуда не еду! — сказал я» повернувшись к нему всем корпусом. — Почему не едете? — послышалось откуда-то сбоку. В щель между спинками передних сидений на меня смотрели изумрудно-зеленые глаза молодой женщины. Ее шикарные темно-рыжие волосы, вьющиеся золотой стружкой были, убраны в изящный пучок на затылке. Она улыбалась: — Вы боитесь летать на самолетах? — Нет, он ничего не боится! — вмешался Агван с неожиданной резкостью. — Ух ты, какой строгий! — она расхохоталась. — А как вас зовут? — спросил я, желая смягчить очевидную бестактность своего спутника. — Аглая, — представилась красавица. — Да! А его — Агван! — воскликнул я и осекся. Может быть, не стоило втягивать мальчика в наш разговор? Мне захотелось быстро переменить тему. — Я — Данила. А куда вы летите, если не секрет? — Не секрет, — рассмеялась Аглая. — Конечно, не секрет! Я лечу в Улан-Удэ! — Да, извините. Дурацкий вопрос, — сказал я, ощущая отчаянную неловкость. — Не бойтесь самолетов. Раньше я их тоже боялась. Все время думала, как такая металлическая махина может висеть в воздухе. А потом подумала — какая разница, как ему это удается? В глубине души все мы хотим летать, а у него получилось. Это ведь замечательно! — Замечательно, — ответил я. Тем временем наш самолет разогнался, оторвался от земли и стал набирать высоту. Наш разговор прервался, но мне хотелось его продолжить. Я все искал повод обратиться к Аглае, но никак не мог придумать, что бы такое у нее спросить. — Аглая, — позвал я девушку. — Да — она снова показалась в проеме между сидениями. — Извините, а вы не знаете, сколько времени нам лететь? — ничего больше мне в голову не пришло. — Знаю — чуть больше шести часов. А вы еще не летали? — поинтересовалась Аглая. — Я... Да я... — Слушайте, а садитесь ко мне, у меня тут свободно. Поболтаем. Ваш монашек все равно уснул, — любезно предложила Аглая. Я, разумеется, сразу же согласился. И как только увидел ее во весь рост, то обомлел. Она была настоящей красавицей — высокая, стройная, с тонкими чертами лица и прекрасной фигурой. «Bay ! Это же надо! Не может быть! Да она же — модель! — мои мысли сбились в кучку и загалдели. — У тебя есть шанс!» Удивительно, что я сразу ее не заметил. Видимо, слишком был погружен в свои мысли. Теперь я уже не жалел, что согласился на эту поездку. — Вот и славненько, — защебетала Аглая, освобождая соседнее с ней место от глянцевых женских журналов. — А то уж я боялась, что умру здесь со скуки! Данила, вы извините меня за бестактный вопрос? — Пожалуйста, спрашивайте! — А вы ведь очень богатый человек? — спросила она. Я смутился, не знал, что и ответить. И только после паузы смог выдавить из себя: — Почему вы так решили? — Ну... Путешествуете налегке, одеты неприметно. Богатые люди всегда одеваются неприметно. Только бедные пытаются чем-то выделиться. В какой-то момент мне захотелось соврать, что, мол, да, я богат, очень. И уж так устал от своего богатства, что прямо сил нет. Прячусь за старыми джинсами и штопаной рубахой. Но врать отчаянно не хотелось. — Нет, я не богат. Совсем, — сухо ответил я и сделал шаг назад, чтобы вернуться на свое место. Если бы я мог, то провалился бы сейчас сквозь землю! — Ой, куда же вы! — воскликнула Аглая. — Я вас обидела! Господи, простите меня! Какая же я дура! Я совсем не хотела вас обидеть. Я просто боялась, что вы окажетесь толстосумом, который будет думать, что ему все позволено. Сразу начнет приставать... — Вы серьезно? — я не верил своим ушам; никак не ожидал такого поворота. — Ну конечно! Знаете, простые, нормальные парни — они люди. Они настоящие, понимаете? А эти субъекты, разбогатевшие ни на чем, они ужасны! Я так устала от этого... Если бы вы только знали, — и она закрыла лицо руками. Сердце мое сжалось. Я подумал, как же ей, наверное, тяжело быть такой красивой. Как она устала, что ее воспринимают исключительно как вещь, что в ней не видят человека. Уже через секунду она плакала на моем плече, а я успокаивал ее, как мог. Пока Агван спал, Аглая поведала мне свою историю. Рассказала о своих детских горестях — она хотела заниматься на фортепьяно, а мать отдала ее в секцию спортивной гимнастики, где за высокий рост Аглаю прозывали «дылдой». С болью она вспоминала о своей работе в модельном бизнесе — девушка пережила там множество унижений. Потом зашла речь о любви. Аглая влюбилась в человека, который относился к ней как к вещи. Еще она рассказала, что стала учиться на психолога и как многое благодаря этому поняла. Я слушал ее, качал головой и сочувствовал. Аглая продолжала и продолжала рассказывать. Оказалось, что в Улан-Удэ она едет не просто так, а за родителями жениха. В начале девяностых он перебрался в Москву, сделал себе состояние, стал богатым и могущественным человеком. Родители не захотели к нему переезжать, но к свадьбе их нужно было привезти. Вот Аглая и вылетела в Улан-Удэ. Потом она рассказала и о своем женихе. Уже больше года назад Аглая поняла, что не любит его. Но... Жизнь устроена, и надо принимать решение, поэтому она согласилась выйти за него замуж. Этого очень хочет ее мать, и Аглая чувствует, что ее просто продают. Женщине очень тяжело в нашем обществе — ей приходится мириться с тем положением, которое навязывают ей обстоятельства. Через четыре часа полета командир самолета вдруг снова обратился к пассажирам. Над Улан-Удэ грозовой фронт, поэтому мы сделаем незапланированную посадку в Красноярске. Сколько продлится эта остановка — неизвестно, может быть, что и несколько дней. — Боже мой, это же знак! — воскликнула Аглая. — Я не должна ехать! Я знала это! — Почему? — удивился я. — Мне не нужно выходить замуж за этого человека. Я ведь не люблю его! Он не понимает меня, а я для него — просто игрушка. Сейчас я поговорила с тобой и поняла это. Вот ты меня выслушал, ты понял мои чувства. Первый раз в моей жизни такое! Я почувствовала себя счастливой. Скажи, ты бы мог полюбить меня? Я растерялся. Это ведь счастье — любить такую женщину, заботиться о ней, делить с ней свои успехи и тяготы жизни, радости и печали. Но ведь я ей совсем не пара... Сердце заколотилось у меня в груди как сумасшедшее. — Мог, — ответил я неожиданно для самого себя. — И ты любил бы меня всю жизнь? Никогда бы не предал? Никогда бы не сказал, что я глупая или вздорная? — Да что ты, никогда! — И никогда не бросишь меня, не оставишь? — Никогда! — И никогда не станешь попрекать меня? — слезы выступили на ее изумрудных глазах, — Да в чем?! Никогда! Никогда! — повторял я. — Данилушка... — она обвила меня руками, прижалась и поцеловала в губы. — Я об этом даже во снах мечтать не могла! Господи, какое счастье! — шептала она. А я видел ее глаза — глубокие, ясные. Чувствовал ее нежные губы. Обнимал ее тело, такое хрупкое и такое трепетное. Вдыхал ее тонкий, цветочный запах. Чувства переполняли меня, и словно бы какой-то свет пошел у меня изнутри. Неужели же это правда? Неужели правда?! — Внимание, дамы и господа, застегните, пожалуйста, пристяжные ремни и подтяните их по размеру. Наш самолет начинает снижение для незапланированной посадки в аэропорту Красноярска, — сообщили по селекторной связи. Самолет приземлился, и туг я вспомнил об Агване. Обернулся и прямо-таки столкнулся с ним взглядами. Он смотрел на меня испуганно, вжавшись всем телом в кресло, не переводя дыхания. — Чего испугался? Приземлились мы. В Улан-Удэ нелетная погода. Не судьба, брат! — сказал я, чувствуя новые и новые приливы беспечной радости влюбленного человека. Агван ничего не ответил, и испуг его никуда не делся. Подъезжая к аэропорту, Аглая обняла меня и спросила: — Данила, а зачем ты едешь в Улан-Удэ? — Да есть одно дело, — нехотя ответил я. — Данила, давай улетим в Питер! Брось все, как я бросаю. А я ведь все брошу ради тебя! Все! — Аглая, милая моя, да ты же совсем меня не знаешь! Может, я и не такой вовсе, каким кажусь? Да и беден я, как церковная мышь. — Данилушка, солнце мое! Я же прямо в душу тебе смотрю. Я все вижу — ты тот, о котором я всю жизнь мечтала. Ждала тебя и уж разуверилась, что дождусь. А тут нашла, настоящего! Полюбила я тебя, Данила. Сил моих нет, как полюбила! Давай сбежим, давай улетим в Питер! Вдвоем... — Данила едет в Улан-Удэ, — тихо и строго сказал Агван. — Мальчик, Данила едет куда мы решим, — оборвала его Аглая — Данила, поедем! Мне нельзя в Улан-Удэ, там меня служба безопасности встречать будет. Жених с меня глаз не сводит. Нельзя мне в Улан-Удэ. Давай убежим! — Аглая, но... — Зачем это «но», Данила? Разве любовь — это не главное в жизни? Разве не дорога я тебе? Разве не обещал ты, что никогда меня не оставишь? Данила, защити меня! — Данила едет в Улан-Удэ, — повторил Агван, и металлические нотки зазвучали в его детском голосе. — Да что ты заладил! — вспылила Аглая. — Данила, неужели же ты меня обманешь — вот так, сразу? Я не верю! Я знаю, что ты меня любишь, любишь по-настоящему. Я это сердцем чувствую! Данила, давай вернемся в Питер! Тут Агван стиснул челюсти, слезы выступили на его узких карих глазах, и он буквально закричал на весь автобус: — Нет! У него важное дело! Он едет в Улан-Удэ! Двери автобуса распахнулись, все двинулись к выходу. — Агван, что ты себе позволяешь?! Почему ты кричишь на Аглаю? Это наше-с ней дело. Как мы решим, так и будет! — сказал я жестко и даже жестоко. — Данила, ты не можешь... Данила, ты должен ехать... — забормотал Агван. — Да куда ехать-то?! Приехали уже. Все! Здрасьте! Сколько мы тут валандаться будем? День, два, три? Грозовой фронт над Улан-Удэ! Не хотят нас там видеть! Так что если тебе надо, ты и дожидайся. А мы... — тут я на секунду задумался, посмотрел в глаза Аглаи и продолжил: — Сядем сейчас на самолет и полетим обратно. — Милый, дорогой, Данилушка, как я рада! Господи, как я рада! — Аглая обняла меня, и наши губы снова встретились. Через пять минут мы уже были в зале ожидания. — Дай мне свой паспорт, — сказала Аглая, — я пойду, куплю нам с тобой билеты до Петербурга. Я отдал ей паспорт. Она улыбнулась мне своей удивительной улыбкой и тут же растворилась в толпе. Данила, — маленький монах смотрел мне прямо в глаза, — это Мара. — Что?! Какой Мара? Ты что, совсем?! Того — ку-ку?! С дуба рухнул?! — Говорил ли тебе мой Учитель, что Мара будет искушать тебя? — прошептал Агван. — Ну и что с того? Аглая тут при чем? Какой, к черту, Мара?! Она хорошая, я полюбил ее с первого взгляда. Понимаешь ты — я полюбил! Господи, да что ты вообще можешь в этом понять?! — Мара хочет остановить тебя. И потому все средства хороши. Я не знаю, плохой она человек или хороший. Это не имеет значения. Я не знаю, любишь ты ее или только кажется тебе, что ты любишь. Это не имеет значения. Мара указывает тебе обратный путь — вот что важно! — Слушай, это какая-то ерунда! Я встретил девушку, она замечательная. Мы словно бы с ней сто лет знакомы. Неужели же ты думаешь, что я вот так возьму и откажусь от нее из-за бредней полоумных монахов? Ты вообще видел, какая она?! — Данила, ничто не имеет значения. Ты должен ехать дальше, — Агван и не думал сдаваться. — Да что ты о себе возомнил? Все, мы закончили этот разговор! — заорал я. — Мальчики, что мы ссоримся? — послышался сзади игривый голос Аглаи. — А я билеты нам с тобой купила. На... — она протянула мне билет до Питера и паспорт. Но едва я ухватился за них, как Агван сжал вдруг мою руку и, закрыв глаза, что-то быстро забормотал: — Ом Ман Падме Хум... И в одно мгновение все вокруг меня переменилось. Я словно бы летел, падал в какую-то трубу, уши заложило от ужасного свиста, в глазах рябило от мигающей, словно бы неоновой иллюминации. — А-а-а! Где я?! — Слушай меня, Данила, — раздался откуда-то сверху голос Агвана. — У тебя всегда есть выбор. Выбор есть всегда. Но никто не знает последствий своего выбора. В этом причина ошибок. Тысячи людей во всех частях света молятся сейчас о твоем выборе. Вот почему один раз тебе дозволено нарушить Закон и узнать последствия своего выбора. Один раз... — Что со мной?! О чем ты говоришь?! — кричал я. — Ты увидишь сейчас свое будущее. Это последствие твоего решения... В этот миг мое падение приостановилось, я оказался в неизвестном мне месте. Все объекты вокруг выглядели, словно бы нарисованные в компьютерной программе. Я увидел себя и рядом Аглаю. Мы, как мне показалось, только что поженились. На ней было белое платье, на мне — костюм. Вдруг появилась огромная машина, из нее вышел человек. Он ругался на Аглаю, а потом затолкал ее в свой автомобиль. Она не сопротивлялась. Меня стали бить какие-то люди. Били жестоко, с удовольствием. Еще через секунду я увидел, как ругаюсь с Аглаей на пороге богатого особняка. Она мне отказывает, я настаиваю, хватаю ее за руку и увожу. Мужчина что-то ехидно кричит нам в след. — Что это, Агван?! — я не мог понять, что происходит, не верил своим глазам. — Ты женишься на Аглае. Но она никогда не забудет своего прежнего жениха. И он ее не забудет. Она станет уходить от тебя к нему и от него — к тебе. Ты беден, он богат, а она — человек. Думай сам... Далее — махонькая, обшарпанная квартирка. Аглая постарела, я вижу ее в фартуке на замызганной кухне. Она стала в два раза толще, ее поседевшие волосы небрежно убраны назад. Вокруг бегают дети — мальчик и девочка. Аглая ругается на меня, тычет на детей пальцем и уходит, хлопая дверью. Ее лицо искажено судорогой, в ней все — ненависть, презрение, отчаяние, злость. Я отхлебываю из горла бутылки с прозрачной жидкостью и что-то ору ей вслед. Вдруг вокруг меня снова все меняется — «переход на другой уровень». Я стою на улице неизвестного города, вокруг чудовищный урбанистический пейзаж. Дыхание сводит от едкого запаха прогорклой гари и гниения. Кругом грязь, странные люди, разбитые и сожженные автомобили. Начинается перестрелка. Пока один магазин грабят, в другом продолжается торговля. Видимо, это обычная ситуация для этих мест. На углу другая потасовка, женщины бьют немощного старика. — Господи, что это?! кричу я, чувствуя, как мертвецкий холод бежит по моей спине. — А это мир, в котором тебе предстоит жить. Правда, это не весь мир, только его половина. Это «низший» из двух миров, здесь царствует насилие: сильный выживает за счет слабого, а слабый — за счет того, кто еще слабее. У этих людей не осталось ничего святого, они влачат жалкое существование, уничтожая друг друга. Наркотики здесь доступнее хлеба, дети с малолетства держат в руках оружие, а болезни похожи на средневековые эпидемии. Эти люди знают, что живут в Аду. Вот почему они живут по законам Ада. Есть еще и второй мир, «верхний», куда тебе не попасть. Новый Рай огорожен высокими стенами, там живет высшая каста. Она сосредоточила в своих руках все богатства мира, утопает в роскоши и тешит себя холодным цинизмом. Человек не оправдал надежд гуманизма, высшая каста покровительствует только тем, кто полезен. Она живет за счет технологий и защищается от низшей касты, которая предоставлена самой себе. Здесь побеждены болезни, но старость и немощь заставляет людей искать смерти. Смерть кажется им теперь благом. — Это ужасно! — мне становится дурно, мне кажется, что сейчас я потеряю сознание. — Дальше ты не можешь видеть, — останавливает меня голос Агвана. — Возможно, люди «низшего» мира погубят друг друга, и планета уподобится пепелищу. Может быть, они разрушат «верхний» мир, но тогда окончательно погибнет наша цивилизация. Это результат твоего выбора. Все зависит от твоего выбора, Данила. Выбор есть всегда. Видение пропало. Я снова здесь — в аэропорту Красноярска. Аглая протягивает мне билет до Петербурга, а я держу его кончиками своих пальцев. Но холод все так же гуляет по моей спине, жуткая нервная дрожь сотрясает мои ставшие ватными ноги. Дыхание прервано комом, который стоит у меня поперек гортани. Голова раскалывается от боли и тяжести. Я сдерживаю подступающие, идущие изнутри рыдания. — Спасибо, Аглая, — говорю я и беру из ее рук свой паспорт. — Мы вылетаем через три часа, а пока можем пойти в ресторан. Мне сказали, что он на втором этаже. — Аглая, я не могу сейчас лететь в Петербург, Возвращайся одна, я приеду через несколько дней... — Что это значит?! — ее лицо исказила судорога. — Ты можешь вот так взять и единолично принять решение, которое касается нас обоих?! — Аглая, мне действительно нужно сделать одно дело. Это очень важно, правда. Мы расстанемся ненадолго. Я приеду к тебе, и если ты меня действительно любишь... — Важно не то, люблю ли я тебя, важно то, любишь ли ты меня! — Я люблю тебя, Аглая. Я полюбил тебя с первого взгляда. Я прошу тебя только об одном одолжении — чуть-чуть подождать... — Да пошел ты! — она швырнула в меня билетом, развернулась и зашагала прочь, печатая шаг шпильками туфель. — Аглая! — я крикнул ей вслед, но она не остановилась. Я сел в кресло и пару минут находился в состоянии полной прострации. Холодный пот прошиб меня, выступил на лбу. Несколько раз я порывался встать и броситься ее разыскивать. Но всякий раз останавливался, глядя на своего маленького спутника. После экскурсии, которую он мне устроил, Агван выглядел ужасно — лишившимся сил, выжатым, истощенным. — Агван, — я тихо позвал его. — Я еду дальше. Слышишь? Не расстраивайся. Я еду дальше. Все будет хорошо. Прости меня. Мальчик посмотрел на меня и тихо улыбнулся. Благодарность и понимание было в этой улыбке. На миг мне показалось, что он значительно старше меня — мудрее, опытнее. Не знаю, почему мне так показалось, но я чувствовал в этой детской еще душе неизвестную мне прежде, но восхищавшую меня теперь внутреннюю силу. — Мой Учитель, — прошептал Агван, — говорил: «Не путай любовь и желание. Любовь — это солнце, желание — только вспышка». Желание ослепляет, а солнце дарит жизнь. Желающий готов на жертвы, а истинная любовь не знает жертв и не верит жертве — она одаряет. Любовь не отнимает у одного, чтобы дать другому. Любовь — это суть жизни. А свою жизнь не отдашь другому. Данила, я еще мал, это правда, но послушай меня. Желание только кажется благом, но оно — опаляющее душу пламя, это пожар — слепой и жестокий. Если ты любишь тело — это только желание. Любовь — это отношение к человеку, а не к его телу. И тут тайна любви. Всю жизнь мы пытаемся найти самих себя. Это большой и непростой путь. Но насколько же сложнее найти внутренний свет в другом человеке! Вот почему любовь не рождается сразу, сразу возникает только желание. Те, кто не могут отличить любовь от желания, обречены на страдание. Те, кто жертвуют, те — не любят. Тот, кто не нашел самого себя, еще не может любить. Я слушал слова маленького монаха, и сердце мое замерло. Я понял вдруг, почему до сих пор я был так несчастен. Никто не говорил мне это раньше — бояться нужно не любви, а своего желания. Я всю жизнь боялся любить, но никогда не боялся своих желаний. Они ослепляли меня, и я падал в бездну. Почему я боялся любить? Для этого я ещё не нашел самого себя, «это большой и непростой путь». — Данила, — у меня над головой снова прозвучал голос Аглаи. — Что ты хочешь, Аглая? — отозвался я. — Неужели же ты вот так возьмешь и бросишь меня? — удивление в ее голосе смешалось и с раздражением, и с недоверием. — Аглая, оставь мне свой телефон. Если хочешь. Я позвоню сразу же, как приеду. — Придурок! Ты форменный придурок! Кретин! Как я вас всех ненавижу! — она притопнула ножкой, разрыдалась и бросилась прочь. Сначала я хотел встать и догнать ее. Но потом подумал — у нее ведь тоже есть выбор. Выбор есть всегда.
|