Карл Дюпрель - ФИЛОСОФИЯ МИСТИКИ        


Скачать книгу можно ЗДЕСЬ



3. Богатство во сне скрытой памяти

Вопрос о степени усиления у нас во сне памяти распадается на два вопроса о качественном ее увеличении, то есть об увеличении во сне ясности наших представлений, и об увеличении ее количественном.

Когда представление, воспроизводимое нами во сне, воспроизводится только нашей скрытой памятью, оно не может быть яснее своего оригинала; оно может быть яснее его только в том случае, когда к деятельности во сне нашей скрытой памяти присоединяется творческая деятельность нашей фантазии. Такой случай имеет место в том из вышеупомянутых сновидении, в котором виденный сновидцем наяву в модном журнале двумерный образ воплотился в его сне в трехмерное, живое и деятельное существо. Но так как память, несомненно, играет в сновидении важную роль, а между тем являющиеся нам во сне образы, своими, доводящими нас до принятия за действительные, живостью и осязательностью далеко превосходят бывающие в большинстве случаев туманными образы, вспоминаемые нами во время нашего бодрствования, то отсюда вытекает заключение о наличии совместной деятельности нашей памяти и нашей фантазии во всех тех случаях нашей жизни во сне, в которых сновидение отличается драматическим течением, являясь не простым воспроизводителем нами пережитого, но художником, творцом. Напротив того, всякий раз, как бывшее неясным при своем первоначальном возникновении у нас представление остается таким же и по воспроизведении его нами во сне, необходимо понять, что мы имеем дело с чистой деятельностью нашей памяти. Гервей работал в комнате, из которой через двор и затем сад ему были видны окно соседнего дома и часто сидевшая у этого окна цветочная мастерица, которая этим обратила на себя его внимание, но черты лица которой он, по причине дальности расстояния, ни разу не мог вполне ясно рассмотреть. Часто она являлась ему во сне; но видел ли он ее в нем у окна, встречался ли или разговаривал в нем с ней, черты ее лица, в противоположность образам, являвшимся ему во всех прочих сновидениях, оставались столь же, как наяву, неопределенными. Точно так же оставались для него во сне неясными и черты лица одного мужчины, однажды попросившего у него в вечерние сумерки милостыню.*

* Hervey. a. a. O. 23.

Но чтобы представление, бывшее ясным при своем первоначальном в нас возникновении, теряло что-либо в своей ясности при его воспроизведении нами во сне, этого, по-видимому, не случается. По-видимому, воспроизводимые нами во сне представления в качественном отношении равняются даже своим оригиналам. Это имеет место и относительно слуховых впечатлений. Однажды наблюдавшийся Фарнгагеном корзинщик услышал глубоко его потрясшую проповедь о покаянии. В следующую ночь во сне он встал с постели и, расхаживая, произнес эту проповедь с буквальной точностью. Проснувшись, он не мог повторить из того, что говорил во сне, ни одного слова. Это происходило с ним в течение многих лет, по несколько суток подряд, как днем, так и ночью, как в отсутствие посторонних лиц, так и в обществе, особенно же, когда он был во хмелю. Часто он пересыпал свою речь отрывками из вышеупомянутой, слышанной им более сорока лет назад, проповеди.* То же самое было и с одним слугой, которого знал Шплиттгербер; находясь в подобном состоянии, он опускался на постель и почти с буквальной точностью повторял на плавном южно-германском наречии (на котором не говорил в остальное время) слышанные им проповеди, церковные песнопения и даже всю литургию.**

* Moritz. Magazin zur Erfahrungsseseleenkunde. III, 41.
** Splittgerber. Schlaf und Tod. I. 223.

В один из своих кризисов сомнамбула Зельма продекламировала слышанное ею год назад длинное комическое стихотворение; в других кризисах она декламировала читанного ею когда-то фрейлигратовского "Эфиопского царя" и длинное стихотворение ее брата, забытое и тридцать лет назад потерянное автором.*

* Wiener. Selma, die judische Seherin. 55. 60. 120.

Уже эти примеры наводят на дальнейший вопрос: как далеко в глубь прошлого может простираться вспоминание сновидца, чтобы не померкла ясность его представлений? У Мори был воспитывавшийся в Монбризоне друг. В двадцать пять лет этот его друг пожелал опять увидеть место, где провел свое детство. Во сне в ночь, предшествовавшую дню его отъезда, он перенесся в Монбризон и повстречался там с одним господином, отрекомендовавшимся ему Г.Т. и другом его отца, действительно ему известным, хотя только по имени. По прибытии в Монбризон сновидец, к крайнему своему удивлению, повстречался с виденным им во сне, несколько постаревшим господином. Последнее обстоятельство указывает на то, что явившийся ему во сне образ был только воспоминанием его детства.*

* Radestock. Schlaf und Traum. 135.

Платон и Аристотель говорили,* что в старости обновляются воспоминания детских лет. Здесь уместно задаться вопросом: остаются ли юношеские впечатления только неприкосновенными, только неподлежащими забвению, почему и служат обыкновенно темой для разговоров стариков, или по отношению к ним имеет место усиленное воспроизведение? При поверхностном отношении к предмету кажется, что предпочтение должно быть отдано первому взгляду, так как впечатления нашего детства, в силу того, что,, относясь к далекому прошлому, были чаще нами вспоминаемы, лежат прочнее в нашей памяти. Но при тщательнейшем исследовании оказывается, что необходимо склониться на сторону второго взгляда. Усиленное запоминание стариками впечатлений их детства может быть надлежащим образом понятно только в том случае, когда оно будет рассматриваться в связи с другими, сходными с ним явлениями; правильным объяснением его будет только то объяснение, которое будет обнимать как его, так и эти явления. Если мы отнесемся к делу таким образом, то окажется, что вспоминаемые стариками впечатления их детства могут быть уподоблены не написанным когда-то на доске их памяти и, не в пример их прочим впечатлениям, не стершимся с с нее словам, а хотя и потонувшим в пучине забвения, но извлекаемым оттуда усиленным вспоминанием грузам.

* Plato. Timaus 26. В. – Aristoteles. Ргоbl. ХХХ. 5.

Друг Канта Васьянский говорит, что у этого знаменитого философа в период его старческой дряхлости и ослабления памяти воспоминания юношеских лет воскресали с большой живостью.* Рассказывают, что в последние годы жизни Гейнзиуса у него от всей его филологической эрудиции осталась в памяти только заученная в юности четвертая книга Энеиды.** Одного 70-летнего гетингенского старика приходилось ежедневно знакомить с его женой и детьми; иначе, проснувшись по утру, он спрашивал, кто они- Несмотря на такую слабость и короткость памяти относительно настоящего, он мог замечательно хорошо петь песни своей юности и рассказывать различные из нее случаи.***

* Wasiansky. Kant in seinen letzten Lebensjanren. 46
** Radestock. 298.
*** Perty. Blicke in d. verborgene Leben. 25.

Если сравнить теперь эти известные каждому читателю по его личному опыту явления с родственными им явлениями, наблюдаемыми у человека во время нахождения его в состояниях сновидения, сомнамбулизма, в лихорадках и умопомешательстве, то легко увидеть, что здесь мы имеем дело с усилением вспоминания. Когда один кассир глазговского банка сидел за своей конторкой, занятый счетами с вкладчиками, в банке явился новый вкладчик, обнаруживший такое нетерпение, что, желая от него поскорее отделаться, этот кассир поспешил принять от него вне очереди вклад. Несколько месяцев спустя, при составлении кассиром годичного отчета, у него оказался недочет в 6 фунтов. После того, как он употребил без пользы несколько ночей на отыскание погрешности, во сне у него воскресло в памяти со всеми подробностями только что рассказанное нами происшествие, после чего, проснувшись, он сейчас же увидел, что не записал на приход принятый им от нетерпеливого вкладчика вклад.*

* Brierre de Boismont. 258.

Если обратить внимание на то обстоятельство, что длинные ряды возникающих у нас во сне представлений переходят в наше бодрственное сознание только в редких случаях, а затем на то, что часто воспроизведение нами представлений не сопровождается вспоминанием их, то легко прийти к заключению, что наши сновидения черпают свое содержание в воспоминаниях нашего детства гораздо чаще, чем то может показаться на первый взгляд.

Одна дама, находясь в пароксизме лихорадки, увидела себя маленьким ребенком, лежащим на дне глинища, а над последним стоящую и в страхе ломающую себе руки няньку. На это видение она смотрела, как на продукт деятельности своей фантазии, до тех пор, пока не узнала от своего отца, что действительно в детстве по вине няньки упала в глинище.*

* Kerner. Blatter aus Prevorst. VII. 109.

Многие случаи исключают сомнение в предшествовании воспроизведению нами во сне представлений продолжительного периода их забвения и тем заставляют признать факт моментального усиления у нас в нем памяти. Часто бывает так, что во сне мы говорим на полузабытых нами языках свободнее, чем наяву. Что в основании этого явления не всегда лежит обман, это обнаруживается в тех случаях, когда оно наступает в очень усиленной степени. Иессен упоминает об одном крестьянине, в молодости своей учившемся греческому языку, который, находясь в горячечном бреду, к удивлению всех присутствующих, декламировал давно им позабытые греческие стихи.* Лемуан знал одного сумасшедшего, с удивительной легкостью написавшего в одном из припадков своей болезни несколько писем на латинскюм языке, которого он практически не знал.** Д-р Реш (Rush) упоминает об одном итальянце, говорившем в начале своей болезни по-английски, затем по-французски, в день же своей смерти только на своем родном языке.*** И английский физиолог Карпентер говорил об одном человеке, в детстве выехавшем из Валлиса, всю свою жизнь прослужившем у различных членов одной и той же семьи и до такой степени забывшем свой родной язык, что он не мог понимать посещавших его земляков. Находясь в горячечном бреду, через семьдесят лет по оставлении родины, этот субъект снова заговорил на валлийском языке, из которого, однако, после своего выздоровления он опять не мог припомнить ни одного слова.**** Одна сорокалетняя пациентка Делеза, ребенком приехавшая из С.-Доминго во Францию, погружаясь в сомнамбулический сон, говорила только на языке вскормившей ее негритянки.***** В предпосланной своему изданию произведений Ленау биографии последнего Анастасий Грюн рассказывает, что этот поэт, находясь в доме умалишенных, говорил иногда на чистом латинском языке и, чего никогда не бывало до тех пор, на немецком с венгерским акцентом, то есть так, как говорят на его родине.

* Jessen. Psychologie. 491.
** Lenwine. 313.
*** Korner. Magikon V. 364.
**** Psychische Studien I. 213.
***** Deleuze. Instruction pratyque. 152.

Подобные же явления часто были наблюдаемы и у идиотов. По Гризингеру, не всегда психические болезни сопровождаются расстройством памяти: последняя часто оказывается у душевнобольных вполне верной как относительно впечатлений раннего их возраста, так и относительно впечатлений, получаемых ими во время их болезни.* Маудсли говорит: "Необыкновенная память некоторых идиотов, несмотря на ограниченность своего ума, повторяющих с величайшей точностью длиннейшие повествования, дает еще одно доказательство в пользу такой бессознательной деятельности души. Нельзя найти слов для выражения всей справедливости истины, что наше сознание не обнимает нашей души... Сознание не может дать нам отчета в том, как образуются эти следы и как они могут пребывать в нашей душе в скрытом состоянии; но при лихорадке, введении в кровь яда, во время сновидения могут мгновенно возникнуть в нас такие представления и чувствования и последовать с нашей стороны такие поступки, к которым, по-видимому, мы должны были остаться неспособными навсегда. Часто сумасшедший в припадке своей болезни вспоминает такие сцены и события, которые совершенно исчезли из его памяти в предшествовавший его болезни период жизни; лихорадочный больной произносит в бреду, на незнакомом ему языке, им непонимаемые и только случайно когда-то слышанные целые речи; спящий, переносясь во сне к поре своего пребывания в школе, с мучительной реальностью переживает свои школьные чувства, а утопающий обозревает в один миг всю жизнь".**

* Griesinger. Pathologie und Therapie der psych. Krankheiten 69.
** Maudsley. Physiologie und Pathologie der Seele. 14. 15.

Итак, усиление нашей памяти имеет место во время нашего нахождения не только в состоянии сновидения, но и во многих других состояниях. Поэтому наш сон представляет, собственно говоря, не причину этого явления, а только повод к его обнаружению. Настоящая его причина должна служить общей отличительной чертой как нашего сна, так и всех других наших состояний, сопровождающихся усилением памяти, и ею служит не что иное, как исчезновение нашего нормального бодрственного сознания. Уже закрытие главнейшего из путей нашего чувственного восприятия, уже наша слепота, обыкновенно усиливающая вообще все наши психические способности, может возбудить деятельность нашей скрытой памяти. Один капитан, потерявший зрение вследствие полученных им в Африке ран, рассказывал, что с момента наступления у него слепоты перед его умственным взором начали рисоваться с чрезвычайной ясностью совершенно исчезнувшие из его памяти местности.*

* Maury, а. а. О. 152.

Нет надобности вдаваться здесь в пока еще преждевременные выводы относительно всем известных по названию, но неясных по своему значению замечательных психических процессов забывания и вспоминания; сказанного вполне достаточно, чтобы убедиться в справедливости не раз уже доказанной нами истины, что наше самосознание не исчерпывает своего объекта. Мы познаем только часть нашего психического существа, внешним образом – из отношения наших чувств к внешнему миру, внутренне – путем вспоминания. Всякое ослабление нормального нашего сознания – во сне, лихорадке, умопомешательстве, наркозе, слепоте и т.п. – сопровождается одновременным с ним расширением нашего психического существа в новом направлении.


<<<<< || >>>>>


Создатель библиотеки: Андрей Хахилев