|
******* — Н у что, будешь разгадывать вторую загадку? — 63-22 печально посмотрел на Сашу. — Если тебе нужны доказательства, ты всегда можешь получить их. Но у меня слишком мало времени. Саша запаниковала. Страх, что она не сможет отгадать, смешался в ее душе с ужасом предстоящего ей испытания — переживания чьей-то смерти. Нет, она не хочет ничего отгадывать, и ей не нужны никакие доказательства. Но эти слова — «у меня слишком мало времени». Неужели 63-22 знает, что его хотят убить? И он готов умереть? А может, она скажет ему. Откуда ему знать об этих планах? Его боятся здесь, как прокаженного. Сказать? А вдруг его камеру прослушивают? Нет, нельзя говорить и нельзя отказываться. До тех пор пока она приносит доказательства, остается надежда, что ему сохранят жизнь. Хотя бы надежда. — Да... — прошептала Саша. — Что «да»? — грустно улыбнулся 63-22, как бы с подвохом, но на самом деле без всякого подвоха. — Я прошу, — Саша сказала это так тихо, что даже сама не услышала своих слов. 63-22 лег на кровать, закинул руки за голову, закрыл глаза. «Я думаю, она была святой, — начал он свой рассказ. — Ее сознание, глубокое, сильное, было мощным противовесом ее страсти. Это ведь только кажется, что чувства — что-то такое, что следует выставлять напоказ. Нет. Они обижают, досаждают, создают напряжение, стесняют, заставляют других людей к вам приноравливаться. В чувствах, даже хороших, не говоря уже о плохих, нет ничего, что позволило бы ими восхищаться. Чувства — это животная реакция. Вот событие, вот впечатление, а вот реакция — то есть чувство. Глупо. Как рефлекс у лягушки. Если бы мозг лягушки весил, как и мозг человека, она бы реагировала так же. А человек, истинный человек, — это не трепетание чувств, это сознание, стремящееся к свету истины. Таков план создания . Прекрасные "душевные порывы", которыми некоторые так гордятся, только порывы . В них нет внутренней силы, в них нет осмысленности, личного решения. Это лишь бессмысленный всплеск. Красивый, но бессмысленный. Истина нуждается в силе — не в импульсе, а в поступательном движении вопреки сопротивлению обстоятельств. Она была такой — по-настоящему сильной. Ее звали Лита. Странное имя, от греческого litos, что значит — камень. — Я прошу только об одном, будь честным со мной, — сказала она мне как-то. — Я выполню любую твою просьбу, — ответил я. — Ты ведь не любишь меня, правда? — ее голос дрогнул, но она смотрела на меня, и в ее глазах была любовь. — Правда, я не люблю тебя. Прости. — И если этого нет, то не будет никогда?.. — она едва сдерживала слезы, но в ее глазах по-прежнему была любовь и невероятная нежность. — Никогда. — Тебе плохо оттого, что ты живешь со мной? — слеза покатилась по ее щеке, но она оставалась спокойной и нежной. — Мне плохо оттого, что тебе плохо. — Мне не плохо, я люблю тебя... — ответила Лита, — Это неправда. — Да, это неправда, — Лита утерла слезы. — Мне плохо. Верно, я жду, что ты все-таки полюбишь меня. Когда-нибудь. Хоть чуть-чуть. Это неправильно. Я знаю. Я как бы обязываю тебя, а это дурно, скверно. Нельзя обременять того, кого любишь. Лита смотрит в пол, в сторону, но только не на меня. — А если ты узнаешь, что я не могу этого сделать? Совсем. Никогда. — Я умру, — ответила Лита. — От тоски. — Но я здесь, я рядом с тобой. У тебя есть то, что тебе нужно. А ты хочешь большего, ты хочешь невозможного. Лита, зачем ты создаешь безвыходную ситуацию? — Безвыходную ситуацию, — повторила она за мной, словно шла тенью за моим сознанием. — Я все понимаю, сердцу не прикажешь. — Дело не в моем сердце. — Не в сердце? — Лита встрепенулась, печаль в ее глазах сменилась растерянностью. — Но в чем же тогда?! — Дело в твоем сердце. И она ушла, совсем. Какой была ее причина? Ответь, и у тебя будут доказательства».
|