|
|
День шестой
К огда я очнулся, светило яркое солнце. Я понял это, не открывая глаз. Сначала мне показалось, что я умер. Рай? — Вот, все безобразничает, — услышал я над собой женский голос. — Стащил где-то психиатрический ключ и чуть не сбежал этой ночью. Куда бежать собрался? Непонятно. Зоя Петровна. Не рай. — Странную работу вы себе выбрали... — я слышу голос Анхеля. — Да, странную, — соглашается Зоя Петровна. — Словно в закрытую дверь ломишься. С ними, как с детьми малыми... — Тяжело вам? — спрашивает Данила. — Мой учитель, — отвечает Зоя Петровна, — любил повторять слова Екклесиаста: «Если Бог хочет покарать человека, Он лишает его разума». И добавлял: «Поэтому мы помогаем самым обездоленным, от которых даже Бог отказался». Звучит, конечно, не без пафоса. Да и не сказать, чтобы я в Бога верила. Так... Но это правда. — Вы говорите об этом с обреченностью, — сказал Данила. С обреченностью... — повторила Зоя Петровна. — Ну, видите как... Мы, с одной стороны, все понимаем — психическое расстройство, химические нарушения в нервной ткани и так далее. Но с другой стороны, иногда смотришь на них и думаешь — почему они лучше, чем нормальные люди? — Лучше... — уточнил Анхель. — Честнее что ли? Или добрее? — Зоя Петровна пыталась подобрать нужно слово. — Вот Дима, например. Он у нас уже три раза лежал. Все время хочет мир уничтожить — то так, то эдак. А сам очень светлый. Внутри. Понимаете? И каждый раз он что-нибудь хорошее делает. Для людей. Для других больных или для персонала. После этого ему всегда лучше становится. И мы его выписываем. До следующего раза... — Вам не кажется это странным? — спросил Анхель. — Эта закономерность? Вы не думали об этом? — Трудно о них думать. Голову можно сломать. Вдруг мне все это только кажется, а на самом деле просто болезнь. Сейчас плохо, пролечим — станет получше. Не знаю... Я сегодня попросила нашего консультанта прийти. Очень хороший психолог. Пусть поговорит... Ну ладно, оставлю вас. Сумасшедшая неделя, что ни день, то какое-нибудь ЧП на отделении. А я еще сегодня дежурю сутки... — Спасибо, — поблагодарил Данила. Повисла тишина. — Это вам спасибо, — сказала вдруг Зоя Петровна, и дверь за ней закрылась. Я поднял веки. Анхель и Данила. Стоят, смотрят. Я понимаю — у них для меня новость. Но это совсем не новость, скорее ее отсутствие. — Вот, — Данила вынул из кармана пиджака дверную ручку и протянул ее мне. — Та самая. Я взял ее. Тяжелая. С виду обычная. Старая, правда. Но обычная. Дверная ручка, как дверная ручка. Ничего особенного. Я почувствовал нестерпимую боль в груди. Этот «ключ мира» — ничто. Неплохой улов для искателя металлолома — и все. В больничном ключе больше проку. Я пытаюсь вспомнить свою формулу и не могу. Почему я ее не записал?! Я боялся, что ее прочтут. Я ее запомнил. Крепко. Но сейчас не могу вспомнить... У меня ее выкрали? Выкрали?! Обезоружили? Зазомбировали? Или нет, просто забыл? А была ли она вообще? В голове крутится: «Е = m с 2 ». И все... — Не подходит? — спрашивает меня Анхель, хотя уже и сам знает ответ. Я плачу. Дышать нечем. Мышцы на моем лице превратились в гримасу. Посмертная маска. Сейчас кожа не выдержит напряжения и порвется. Это конец. Это абсолютный конец. Я — сумасшедший... Зачем они пришли? Чего им от меня надо? Я просто болен. Я тяжело болен. Мой разум болен. «Если Господь хочет покарать человека, Он лишает его разума». За что?! — Митя, ты все еще думаешь, что хочешь разрушить мир? — спрашивает Данила и подсаживается ко мне на кровать. — Если Господь хочет покарать человека, Он лишает его разума, — повторяю я. — Покарать... — Митя, я знаю, что ты не хочешь разрушать мир. Это неправда. А в чем правда? — Данила смотрит на меня внимательно и по-доброму. — Нужно понять, понять... — мучаюсь я. — Понять что? — продолжает Данила. — Понять, что я должен сделать... — я напрягаюсь. Я не знаю, что я должен сделать. Но я что-то должен сделать. Но что?! — Митя, ты знаешь такое чувство... — Данила просит меня подключить свое воображение. — Ты кого-то очень любишь, а он все делает не так? Знаешь? — Да, — отвечаю я, мне кажется, что я знаю это чувство. — И какой у тебя первый порыв? — Хочется его убить, — говорю я. — Из любви... — продолжает Данила. — Да, из любви, — я соглашаюсь. Это так. Если ты кого-то любишь, а он все делает не так, то хочется его убить. Непонятно, почему. Ты же его любишь! Он должен делать так, как нужно, как правильно. Чтобы у него в жизни все было хорошо, чтобы он был счастлив, чтобы он радовался тому, что живет. — И вот поэтому тебе кажется, что ты хочешь мир разрушить. А на самом деле, ты его любишь, — Данила говорит проникновенно, от самого сердца, — Просто тебе невыносимо видеть, что все в нем не так. Что люди несчастны, что души их неприкаянны, что близости между ними нет. Все одиноки. — Как Дмитрий, — добавляет вдруг Анхель. И я снова начинаю плакать. Мне жалко Дмитрия. Он, конечно, дурак. Но он одинокий, и ему плохо. Он ни с кем не разговаривает, и о нем никто не знает. А как его любить, если его никто не знает? И я его ненавижу, потому что он все делает не так. Я убил бы его! Почему он все делает не так?! Почему?!! — Митя, не плачь, — говорит Данила. — Все наладится. Вот увидишь. Только надо верить, что все будет так. — Хорошо. — Митя, мы придем к тебе завтра. А сейчас спи. Тебе нужны силы. Ты очень устал. Они уходят и я остаюсь один, с Дмитрием.
|