|
|
******* П олдня они устанавливали эту решетку. Долбили стену, вводили в отверстия металлические штыри. Потом приваривали саму решетку. Я сидел смирно. В углу. Обхватив колени. Было холодно. — Ох, что-то устал я... — сказал старший и отошел от окна, держась за левую половину груди. — Нехорошо мне. — Что-то ты побледнел, Ильич... — заметил Витек. — Шестьдесят в этом году. Совсем старый стал, — отозвался Ильич. — Ну это ты брось, — Толян снял маску сварщика. — Может, лекарство какое-то нужно? Валидол там... — Ничего. У меня нитроглицерин есть, — сказал тот, достал из кармана блистер и принял таблетку. — Еще повоюем... — Повоюем, Ильич! — Витек продолжал орудовать большими стальными кусачками. — Повоюем. — Вы знаете что, мужики, — Ильич улегся на мою постель. — Вы живите правильно. Так лучше. — А что значит «правильно»? — ухмыльнулся Толян. — Тебе, Толька, пить надо бросить. Совсем ведь сопьешься. А тебе, Витька — жену завести. Без жены плохо. И дети нужны. А так, что? Ничего ведь тебя не держит. И работать надо на совесть. Чтобы не стыдно было. И в церковь ходить надо. — Ну вот опять, развел свою философию... — протянул Витек. — Это не философия, Вить, — Ильич закашлялся. — Это жизнь. — А нафига оно все нужно, если пить нельзя и баба тебя пилит? Вкалывать от заката до рассвета да голодранцев плодить? Нафига?.. — Чтобы след в жизни оставить. Чтобы осталось после тебя что-то. След... — ответил Ильич. — А что осталось-то? Вот останется тут решетка, и чё? Или сынок какой-нибудь, засранец. Ты его вырастишь, выкормишь, а он тебя на три буквы пошлет, — Витек шмыгнул носом. — «След...» — тоже скажешь! Ты что, думаешь, мой Викторович придет посмотреть на эту решетку: мол, где тут мой батя приложился? Эх... В дурдоме решетки на окна ставить... Вот жизнь. Ильич стал как-то странно дышать. Словно через силу. — Да, предъявить-то особо нечего... — согласился Толян. — И что твоя жизнь, Ильич? Вот ты троих настругал. Не пьешь уже. Бригадир. В церковь ходишь. И что с того? Кому оно все надо. Ильич шелестел блистером. Он принял еще две таблетки. — Надо, — отрубил он осипшим голосом. — Кто ж Божий промысел знает? Как есть, так и должно быть. У Бога отчета не спрашивают. — Ей, Ильич, — Толян обеспокоился. — Что-то ты совсем... Эй! Ты слышишь меня, нет? Ильич не отвечал. Мужики подбежали к кровати: — Ильич, ты чё? Ильич! Врача надо звать! Началась суматоха. Прибежали медсестры. Послали за терапевтом. Вызвали сантранспорт. Ильичу делали искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. В сознание он не приходил. Только синел все больше и больше. Терапевт появился минут через десять-пятнадцать и констатировал смерть. Мужики причитали. Сестры охали. Санитары вынесли тело. Когда Ильичу делали искусственное дыхание, из кармана его штанов вывалился больничный ключ. Он здесь один от всех дверей. Я спрятал его в кулаке. Вытянутая металлическая трубка с приплюснутыми краями. Словно патрон. Последний патрон... Наследство Ильича.
|