|
|
******* Н ерон был вне себя от бешенства. И он бы, наверное, убил Петрония на месте, если бы не понимал до конца всей отчаянности своего положения. Да, ситуация вышла из-под контроля, но Петроний все-таки спас положение. Он догадался в нужный момент отдать приказание служащим амфитеатра о немедленном поджоге «Трои» и вложил в уста императора подходящую реплику. Теперь народ в замешательстве — чему верить? Словам Секста или императору. Гнев Юпитера, обелявший Нерона в глазах народа, предстал воочию. А то, что он был инсценирован Петронием, к счастью, знал только узкий круг лиц. С другой стороны, суеверного Нерона напугало чудесное спасение Анитии. Конечно, можно было думать, что это просто случайность, стечение обстоятельств. Но случайность ли? И как объяснить это народу? Наконец, что с ней теперь делать? — Петроний, я начинаю подозревать, что это ты плетешь против меня заговор! — кричал Нерон. — Прикажи казнить меня, божественный! — спокойно отвечал Петроний, терять ему было нечего. — И прикажу! — император топал ногами. Нерон не выносил, когда кто-либо позволял себе говорить с ним в таком тоне. Но нервы у всех были на пределе, так что сдерживать себя приходилось даже императору. — Я думаю, мы сможем все уладить. Завтрашние игры пройдут именно так, как нам нужно, — сказал Петроний, когда Нерон чуть-чуть пришел в себя. Император испытывающее посмотрел на Петрония. — Казнь Максимилиана не разочарует тебя, — Петроний почтительно опустил голову.
Раздался короткий звонок. Данила поднялся с дивана и пошел открывать дверь. Аня стояла на пороге нашей съемной квартиры, — тонкая, тихая, с бледным как полотно лицом. Вид у нее был потерянный. — Что случилось? — спросил я. — Врачи говорят, его спасет только чудо. Я подумала, что вы сможете помочь. — она сказала это спокойно и ровно, глядя куда-то мимо или даже сквозь нас. Меньше чем через час мы уже были в его палате. Последние сутки Максим почти не приходил в сознание.
******* Н акануне поздним вечером состояние Максима стало внезапно странным образом ухудшаться. Врачи не могли понять почему. На глазах все его тело покрывалось багровыми пятнами. Они выглядели, словно кровоподтеки от ударов. В какой-то момент, еще будучи в сознании, Максим внезапно потерял способность говорить. Он пытался издавать какие-то звуки, что-то сказать Ане. Но язык его не слушался, превратившись в неподвижный, мертвый кусок биологических тканей. «Двусторонний паралич языка... — протянул обследовавший его дежурный врач. — Странное дело. Как такое может быть?.. Непонятно». Утром собрали консилиум, пригласили профессора, долго обследовали Максима и пытались понять, какова природа возникших кровоподтеков. Аллергия? Нарушение свертываемости крови? Слабость сосудистых стенок? Когда врачи вышли из палаты, Аня подошла к профессору и спросила: — Я его гражданская жена. Вы можете сказать, что с ним? Профессор внимательно посмотрел на Аню и отвел ее в сторону. — Он у вас верующий? — пожилой уже мужчина смотрел на нее испытывающим взглядом поверх тонких очков. — Верующий? — не поняла Аня. — Ну, христианин? — уточнил он. Аня задумалась. Как ей правильно ответить на этот вопрос? — Верующий, но не христианин, — сказала она через секунду. — Но почему вы спрашиваете? — Видишь ли, милая, — профессор выглядел сосредоточенным и одновременно с этим растерянным. — Очень уж похожи на стигматы... Знаешь, что это такое? — Да, знаю, — ответила Аня. Профессор выдержал долгую паузу, в продолжение которой напряженно смотрел в пол, словно пытался там что-то найти. — Умеешь молиться — молись, — сказал вдруг этот странный пожилой человек в белом халате. — Знаю, это звучит глупо. Но молись...
|