|
|
Часть третьяНадежды Нерона не оправдались. Он рассчитывал, что римляне с радостью воспримут столь виртуозно задуманный им праздник огня. Прекрасное начало больших торжеств! Народ выместит свою злобу на христианах, а императорская власть от этого только укрепится. «Нерон с нами! Мудрый Нерон! Император — заступник Рима!» Ничего этого не было и в помине. Когда на празднике перегоревшие столбы стали валиться, толпа поддалась панике. У солдат, призванных только для охраны порядка, сработал инстинкт нападения. Были жертвы. Старики говорили, будто бы Юпитер послал кару на римлян. Но кто виноват в этом, если не император? По городу мгновенно распространились слухи, что истинным виновником пожара был сам Нерон.
— Н ерон заперся в своих покоях и дрожал от ужаса. Власть императора — это любовь его народа. И нет для этой власти ничего хуже разгневанной толпы. «Что, если чернь догадается? — шептали тонкие пересохшие губы императора. — Что, если она поверит этим слухам?..» Несчастный, он уже и сам верил в свою выдумку. Ему казалось, будто бы Рим действительно подожгли христиане. А теперь они еще устроили против него заговор! — Пустите же меня, болваны! — за дверьми спальни разворачивалась настоящая баталия. Нерону почудилось, что пришла его смерть. Воображение рисовало ему картины ужасного кровопролития. Группа заговорщиков врывается к нему в спальню, и... Император думал было вскочить с постели и принять величественную позу, но не решился. Пусть охрана отбивается. — Я сказал, пустите меня немедленно! Что вы себе позволяете?! — дверь с шумом распахнулась, и на пороге показался Петроний. — Боже мой, Петроний! — император почувствовал себя, словно девица, только что спасенная прекрасным принцем из рук жестокого неприятеля. — Как я рад, что это ты! Ты пришел ко мне! Один! Ты один никогда не предашь меня! Как я рад! Конечно, он единственный, кто пришел, ведь охрана никого не пускает! Это личное указание самого Нерона. И кроме того, никто не знает, чего ждать от императора, находящегося в таком состоянии. Ради чего рисковать жизнью?! А у Петрония дороги назад нет. Если Нерона наконец прикончат, ему — фавориту казненного императора — несдобровать. Расчувствовавшись, Нерон театрально рыдал на плече своего любимца: — Петроний, Петроний! Петроний и сам любил закатывать истерики, но истерики императора выводили его из себя. Венценосный впадал в них всякий раз, когда от него требовалась решительность и серьезность! Петроний рассматривал истерику — как один из способов развлечься. А сейчас было не до развлечений. Решается вопрос жизни и смерти. Нужно спасать положение! — О божественный, — Петроний выглядел собранным и озабоченным, — правду ли говорят, что ты отменил запланированные торжества? — Петроний, Петроний, — жалобно тараторил Нерон, — а что делать?.. Народ в таком состоянии! Я боюсь даже и думать, как они меня встретят, когда я появлюсь в ложе нового амфитеатра! Это немыслимо! Они разорвут меня на куски! — Никто не тронет императора! Не посмеют! — с искусственным восторгом выкрикнул Петроний, а потом добавил, гипнотически уставившись Нерону в глаза: — Да и преторианцы во главе с Флавом верны тебе, как псы, божественный. После того, как ты устранил Катулла, твоя охрана не вызывает никаких подозрений. Вспомнив о последнем заговоре с участием Катулла, Нерон, наконец, пришел в себя: — Да, я отменил торжества! — сказал он с наигранной твердостью, завернулся в халат и, воображая себя не то какой-то дивой, не то величайшим героем, поплыл своим грузным, бесформенным телом в сторону окна. — Этого нельзя допустить! — Петроний чуть не сорвался на фальцет. — Почему? — Нерон повернулся к Петронию и посмотрел на него с удивлением пяти летнего ребенка. — О божественный, — Петроний почтительно склонил голову, — ты знаешь, что народ боится и любит твою силу. Нельзя, чтобы он думал, будто бы ты испугался. Если ты отменишь торжества, он решит, что слухи об истинном виновнике пожара — правда. — Такая мысль придет в голову только глупцу! — Нерон был в полном восторге от того, как он произнес эту фразу! — Божественный, но ведь народ глуп! Именно поэтому нельзя отменять торжества! Ни в коем случае! — О-о-о... — застонал Нерон и снова превратился в несчастного, измученного, сгорбленного старика. — Я не знаю, не знаю... — Божественный, я уже приказал, чтобы агенты наполнили город другими слухами... — начал Петроний. — Какими? — Нерон живо заинтересовался этими «новыми слухами». — Сейчас на всех рынках, стройках и площадях люди узнают, что христиане не только сожгли Рим — они еще отравляли воду в колодцах, убивали младенцев и пили их кровь. Они наслали на город проклятья, вызвали жару, лихорадку... — Да, это чистая правда, Петроний! Чистая правда! — Нерону очень понравились новые слухи. — О божественный, ты должен наказать врагов Рима! — Петроний изобразил на своем лице величайшее и воодушевленное почтение — излюбленную гримасу императора. — Да, мы должны наказать врагов Рима! — повторил тот. — И это еще не все! — Петроний понял, что он, наконец, близок к успеху. — Не все?! — Нерон придал своему голо сугневливые нотки. — Что еще?! Говори не медленно! — Сенаторы готовят против тебя новый заговор... Поджилки у Нерона затряслись прежде, нежели Петроний успел завершить свою мысль: — Заговор... — пролепетал император и стал коситься на бок, словно уже был в обмороке. — Да, о божественный! Друг Максимилиана — сенатор Секст, желая избавить своего учителя-христианина от неминуемой расплаты, решил убить божественного императора! — Предатель! — прошипел Нерон, хватаясь за балдахин своего ложа. — Неблагодарный предатель! — Но заговор раскрыт! — Петроний ни на секунду не терял инициативы. — Какое счастье! Какое счастье! — воодушевился Нерон. — Смерть врагам Рима! — провозгласил Петроний. — Смерть врагам Рима! — как механическая кукла, повторил Нерон. — Смерть врагам императора! — Смерть!
|