|
|
******* М ашина Ильи выскочила на Рублевку. По правую и левую руку от этой правительственной трассы раскинулся «рай» современного российского капитализма. Ущербные коттеджи, похожие на гигантские саркофаги. Бесчисленные гаишники, охраняющие дорогу, словно кто-то лелеет надежду ее украсть. Если бы Илья не был ко всему этому привычен, то почувствовал бы сейчас, что сходит с ума. Такой сюрреалистической показалась ему вдруг эта картина. «Дыхание смерти!» — услышал Илья в голове и машинально посмотрел на свои залитые кровью руки. — Черт! — выругался он вслух. — Да что же это со мной происходит?! Он попытался сосредоточиться и машинально сбавил скорость. «Может быть, это Бог со мной разговаривает?» — шальная мысль, словно искра, мелькнула в его мозгу. — Тьфу, ерунда какая-то... Бред... Илья припарковался на обочине, заглушил мотор, откинул спинку сидения, положил руки за голову и закрыл глаза. Ему хотелось держать руки рядом с головой, так, чтобы он мог ее чувствовать. У него возникла странная фантазия, что если ее не придерживать, она может куда-нибудь укатиться. Все его тело странным образом выкручивало. Трудно описать это ощущение. Кажется, будто бы твой скелет не помещается в отведенном ему теле: мышцы и связки — малы, кожи не хватает. Илья пытался потянуться, расслабиться, но все без толку. В голову полезли мысли о смерти и воспоминания о предпринятых им когда-то «поисках Бога». Было время, когда Илья действительно искал Бога. В детстве, правда, он был совершенно уверен, что Бога нет и быть не может. Ему казалось странным, что кто-то верит в подобные небылицы. В старика, который сидит на облаках и следит за происходящим на земле. «Он ведь тяжелый, а облака мягкие! Как Он может на них сидеть?!» — эта безукоризненная детская логика давала маленькому Илье ощущение силы и уверенности. Потом начались трудности подросткового периода, и многое переменилось в Илье. Сам того не заметив, он вдруг начал молиться. Он словно бы разговаривал с кем-то там — наверху. Понимал, что ему не ответят, но он и не нуждался в ответе. Выслушают, прислушаются, поймут — и на том спасибо. А еще он почему-то был абсолютно уверен тогда, что ему помогут. Послушают, поймут и помогут. Да, он просил о помощи, причем, словно бы не Бога просил, а какого-то своего «старшего товарища». Бог — это тот, кто не отказывает. Так, по крайней мере, Илья тогда чувствовал. Он не выбирал себе ни веры, ни конфессии. Не из чего было выбирать. Православие только-только стало восстанавливаться — что уж говорить о других церквях! Впрочем, он и не чувствовал, что принадлежит к какой-то конкретной религии. У него были «личные отношения» с Богом, отношения, не требующие посредников или переводчиков. Тет-а-тет отношения. Если бы его тогда спросили, верит ли он в Бога, то он бы, наверное, ответил, что не верит, а знает, что Он есть. Сейчас бы он оценил этот свой ответ как наивный и высокопарный, но тогда он так не думал. В сущности, забавная игра слов — «веришь» или «знаешь»... Он чувствовал, что знает — Бог есть. Ну, может быть, не Бог, а Нечто — что-то «почти как Бог». Православие, к которому он тогда пристал, производило на Илью двойственное впечатление. Завораживающий гул колоколов на звоннице, золотые маковки церквей, заброшенные, полуразрушенные новгородские монастыри, тихие, умиротворяющие лики икон... Все это манило и трогало его сердце. С другой стороны, неизменно смущали священники — пошлые, толстые, несмотря на хронический пост, глупые и самодовольные. Плюс к тому — нелепые обряды, пустые, лишенные всякого смысла проповеди, бестолковые книги о Христе. Все это ранило и разочаровывало Илью. Еще его ужасно пугали мертвые слоганы: «спаси и сохрани», «помилуй нас», «смертью смерть поправ»... Все это напоминало коммунистическую риторику: «Ленин всегда живой», «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить», «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи». Один раз Илья пошел на исповедь. Он сделал это, желая соблюсти порядок, следовать всем церковным канонам. «Чем согрешил?» — спросил его батюшка. И только Илья собрался с силами, чтобы сказать что-то важное... Как вдруг заметил на себе слащавый взгляд исповедника. «Признавайся, минет тебе баба делала?» — спросил святой отец и улыбнулся, как алкоголик, вспомнивший о «заначенной» им бутылке. Второй «исповеди» в жизни Ильи не было. Маятник его веры качался из стороны в сторону не один раз. Илья то верил в Бога, то не верил в Него. То признавал Христа и сострадал его мукам, то отказывался от Него и перечитывал евангелие от Матфея. То роковое для религии место, где Христос говорит: «Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» Фразу, после которой уже не может быть никакой веры, но только сомнения и скорбь. Илья искал правды, ему недостаточно было тезиса: «Верующему не нужны доказательства, ибо у него есть его вера». У Ильи был опыт общения с Богом, опыт своей собственной молитвы и того сладостного чувства, которое сопровождало ее. «Но не могло ли быть, — спрашивал он себя, — что это чувство, эта радость — лишь самообман, самогипноз, чудотворная пустышка?» Так ведь случается. Вот ты приезжаешь в какую-нибудь страну, в какой-нибудь «великий» или «вечный город» и осознаешь, что по его улицам ходили когда-то Леонардо да Винчи, Моцарт, Гёте, Шекспир. В душе возникает священный трепет, и ты уже не идешь, а шествуешь по мостовой. Но стоит тебе позабыть об этом — и трепет куда-то исчезает. Что же это за «чувство», если не самообман? И почему православный священник считает себя более христианином, нежели католик или протестант? И в кого тогда верят мусульмане, иудеи, буддисты, кришнаиты? В кого? Если Бог — Бог, то не может быть разных вер, а тем более религий, воюющих друг с другом. Таким был его новый тезис, опять же безукоризненно логичный и снова пустой, словно зависший в воздухе надувной шар. «Умри вовремя!» — и снова в голове Ильи этот голос. — Господи, что же это такое?! — Илья подскочил на сидении, как солдат по боевой тревоге. — Откуда эта фраза? Это же из Заратустры... В сознании снова всплыл образ только что умершего юноши, столь по-ницшеански отозвавшегося о своей смерти — «как это не вовремя». Илья тряхнул головой, пытаясь выкинуть из памяти это ужасное воспоминание.
|